Жил он в районе Хайлендтауна в Балтиморе, в скромной, но комфортабельной квартирке, меблировка которой была со вкусом подобрана и где все предметы хорошо сочетались друг с другом, пусть даже и выглядели малость потертыми. Стены были увешаны сделанными им фотографиями, и Кэтрин ничуть не удивилась, увидев на большинстве из них Ребеку в пору ее расцвета. Она украшала обложки всех крупных модных журналов, была лицом многочисленных предметов роскоши, и запечатлевал ее почти исключительно Роберто Гутиэррес.
– Для начала, я никогда не был ее любовником, – объявил семидесятишестилетний Гутиэррес, внося в гостиную чай. – Любой, кто нас знал, хорошо понимал, насколько нелепа подобная мысль, но она хорошо зарекомендовала себя в таблоидах, поэтому мы ее поддерживали. Просто еще один вымысел в мифе о Ребеке Федела.
– Федела? – спросила Кэтрин, подражая испанскому произношению Гутиэрреса.
– Вы ведь не пишете книгу, я надеюсь? – Он насупился.
– Господи, нет, конечно же!
Кэтрин уже призналась, что купила таунхаус Роберта и Ребеки Райт в Джорджтауне и была просто очарована его историей, вот и всё. Часть, касающуюся знакомства с Джеком и обнаружения гардеробной Ребеки, она опустила. Равно как и не стала упоминать про ее пистолет.
Он уселся напротив и мгновение изучал ее – похоже, все еще решая, насколько ей можно довериться. Или, может, ему было просто неловко признать, насколько сильно она напомнила ему Ребеку. Наконец старик отхлебнул чаю и откинулся на спинку дивана, опустив веки; внимание его рассеялось, когда он погрузился в собственные воспоминания.
– Мы почти сразу же добились небывалого успеха. Ей едва успело исполниться двадцать, а у нас уже были обложки всех достойных журналов, – сказал он, указывая на стену позади себя. Настороженный взгляд и андрогинное телосложение Ребеки были полной противоположностью общепринятым американским архетипам тех времен – таким как Шерил Тигс, Кристи Бринкли или Синди Кроуфорд. И это выглядело на удивление эротично. Воспламеняло желание как у мужчин, так и у женщин.
– За ней гонялись по всем континентам – рок-звезды, политики, претенденты на королевскую власть, кого ни назови, – улыбнулся Гутиэррес. – Настоящие хищники, все до единого. Вообще-то она находила это довольно забавным. У нас была завидная жизнь, и, уж поверьте мне, мы пользовались этим на всю катушку. Славой, пропитанной сплетнями золотой молодежи, преследованиями папарацци… Приятно вспомнить. Но могу заверить вас, что эта загадочная, говорящая на нескольких языках личность по имени Ребека, представленная публике, не имела ничего общего с теми обреченными на бедность кругами, из которых она вышла. Вся эта история с отцом-дипломатом и матерью-профессоршей была просто грамотно составленной брехней. – Старик снова рассмеялся. – Раздолье для наших пиарщиков, но, самое главное, это позволило скрыть серьезное пятно на ее прошлом.
Ее мать была проституткой, вечно одурманенной наркотиками, сообщил он Кэтрин. А кем был ее отец, Ребека так никогда и не узнала.
Она была самым целеустремленным человеком, которого он когда-либо встречал. К своей карьере относилась близоруко, к своей рыночной стоимости – воинственно, а к своей независимости – просто-таки фанатично. Ее честолюбие и амбиции никогда не позволяли ей вступать в какие-либо серьезные отношения. Любовные интрижки лишь отвлекали ее от дела, поэтому Ребека не могла их себе позволить. Не исключено, что такая неистовая одержимость и замкнутость делали ее еще более интригующей, сказал Гутиэррес, но сердце ее оставалось непроницаемым.
– Пока она не встретила Роберта Райта, – вставила Кэтрин.
– И его брата-близнеца, – нахмурившись, добавил Гутиэррес.
– Близнеца? Уоррена?
– Однояйцевого. Они были просто одно лицо.
Кэтрин попыталась скрыть свое потрясение, потягивая чай и разглядывая фотографии Ребеки.
– Вы этого не одобряли? – наконец спросила она.
– Уоррена? Нет! Но, подобно большинству великих атлетов, Ребека была достаточно умна, чтобы понимать, что ее карьере суждено быть недолгой. На горизонте постоянно маячат новые девушки, и непостоянная публика всегда готова к какой-нибудь очередной «штучке». Она все равно уже устала от поверхностности всего этого, когда появился Уоррен. Он мог преследовать ее на фотосессиях по всему миру, таскать на светские мероприятия со знаменитостями – в общем, пытался соблазнить ее всеми возможными способами.
– Чтобы она стала его трофеем?
– О, я никогда не сомневался в безмерности его страсти, – печально вздохнул Гутиэррес. – Но его огонь всегда горит слишком уж жарко. Поглощает все на своем пути, пока не закончится кислород и все не начинают задыхаться. Уоррен был буквально опьянен, но всегда есть и похмелье.
– А его брат? – спросила Кэтрин.
Лицо Гутиэрреса смягчилось.