Темный бог вечности

Чтобы взойти на научное занудство такого уровня высоколобости, повода для страха у нее было явно маловато. Что касается волнений за своего Всегда Правого покровителя, то они к этому времени были основательно поумерены, поскольку в итоге из ее умствований поперла уж и вовсе несусветная дурь. Совершенно перестало получаться из них что-либо путное.

Эни просто из сил выбивалась, а выходило одно: будто бы трехэлементная связка Разрушитель-компьютер-человек может быть устойчивой только с третьим элементом в виде человека, работающего чуть ли не на чистой математической логике с полностью отсутствующей эмоциональной составляющей. Во всяком случае, то, что находилось на ее месте, если и было эмоциями, то уж никак не человеческими эмоциями. Любому нормальному человеку ясно, что это есть бред, дичь, плешь и чушь – какой же это, извините, человек в таком случае? Это, конечно, не просто какая-то компьютерная программа, но уж точно и не человек! К тому же, если важнейший третий элемент есть компьютерная программа, получается, что его как бы и вовсе нет – этих программ что в Разрушителе, что в Конверторе пруд пруди, еще одна программа, пусть даже пакет программ, пусть и запредельной сложности, ничего тут не добавит. К тому же, когда она с подобным подходом принималась анализировать Кулакоффа, все было в самом тривиальном порядке.

Дурь такого масштаба – это было уже слишком. Эни с наслаждением забросила к чертям собачьим все свои умствия, хотя яйцеголовое святило, к которому она изредка обращалась за консультациями, от проявленных ею способностей к научному занудному кретинизму был в полнейшем отпаде. Находясь на ее счет в приятном заблуждении – Эни соблюдала все мыслимые условия конспирации – профессор приглашал ее на работу к себе в лабораторию, хвастался личным знакомством с "неслабыми чинами" в аппарате Ответственного секретаря самого Советника от Науки, обещал быструю защиту диссертации и ха-арошую карьеру. Был он человечек уже старенький, так что – решила Эни – сексуальные поползновения оказывались явно ни при чем. Она даже всерьез подумывала пристукнуть старикана во избежание утечки – узнает кто о ее высоколобиях, ведь засмеют – но потом подумала, что это с ее стороны уже полная шизофрения. Ну, кому из знакомых вообще в голову придет заинтересоваться занудством такого уровня, а уж связывать с ним ее имя?.. Бред постыдный!

Сегодня Координатор вызвал ее к себе сам. И пространственный коридор для ее яхты обеспечил тоже сам. Что ему от нее было нужно? Похоже, он снова собирался дать ей конфиденциальное поручение, которого не хотел или не мог давать своим Советникам. Эни еще раз с гордостью подумала о той особой роли, которую она тихой сапой уже начала потихонечку играть при самом могущественном человеке вселенной. Но это еще что! Погодите, господа хорошие, погодите и Вы, многоуважаемый сэр Кулакофф, то ли еще будет, когда Его Всегда Правое Величие обретет новое молодое, сильное тело. Она будет фавориткой императора! Причем, не простой подстилкой в постели. Отнюдь. А уж он-то непременно станет императором! От "Его Величия" до "Его Величества" один крохотный шажок… вот только куда – вниз или вверх?

5

В каждом событии Эни искала – и находила – свидетельства своего особого статуса, явочным порядком подтверждавшее ее претензии. Вот и сейчас, когда она увидела, что прямо в причальном створе ее дожидается не кто-нибудь, а сам Ответственный Секретарь Его Величия, за глаза называемый в сферах "сушеным сперматозоидом", она с гордостью сказала себе, что нисколько не преувеличивает собственного значения, так сказать, при Всегда Правой Особе.

"Сушеная пучеглазость" был вернейшим барометром политической погоды и поведением своим предсказывал для нее, пардон, предсказания самые благоприятные. Встречать ее он явился аж в истинном теле, что делом было ошеломительно небывалым, если учесть, что Всегда Правый находился на борту дредноута и мог его себе затребовать каждую секунду. "Ага, сволочь, лебезишь! " – думала Эни, всячески демонстрируя "Сушеному" дружелюбие, и даже не просто дружелюбие, а приятственную сердечность.

Ответственный, в свою очередь, являл собою воплощенную предупредительность и радость от долгожданной встречи, но границ фамильярности не переступал. Держался в рамках. Совсем – ах, ты, черт! – как капитан ее яхты… и это красноречиво свидетельствовало о многом. В конце концов, каждый нижний для каждого верхнего – серв. "Пшел вон! " ему, сукиному сыну, и "Ты! ", а он тебе "Вы…" и "Чего изволите-с?", потому что ты для него сюзерен и хозяин. А вот теперь и спросим себя, так ли уж много было в Империи людей, которые бы осмелились смотреть на "Сушеного" сверху вниз?