Темный бог вечности

Против ожиданий, процесс еды ему удалось наладить довольно быстро. За отсутствием ложки, массу из сосуда надо было ножом выскребать в ладонь, лишь после этого ее можно было отправить в рот. Правда, приходилось тщательно следить за тем, чтобы не порезаться, лезвие было обоюдоострым, это был скорее кинжал, чем нож. После первой же проглоченной порции месива внутри человека будто бы взорвалась термическая бомба. Родившись в желудке, тепло стремительно побежало по жилам, проникая в каждую клеточку, на лбу выступила испарина. Холод, разумеется, никуда не исчез. Холод остался. Просто воспринимался он теперь как-то иначе. А потом человек и вовсе о нем забыл.

Человеку стало сыто и очень-очень спокойно. Он некоторое время повозился, поудобнее укутываясь с головой в это свое… как его… пончо. Не для тепла, а так… вящего комфорта ради, и лениво принялся перебирать те редкие мысли, что как-то умудрялись забредать в его полусонную голову.

Итак, – сказал он себе, – подобьем бабки. Я нахожусь один, без оружия, без снаряжения, без еды, скрыплы знают где. Что я здесь делаю, я не знаю. Более того, я представления не имею, кто я такой. И почему-то все эти обстоятельства меня совершенно не удивляют… а должны бы. Впрочем, все, что мне необходимо… ну, может быть, почти все… я могу найти в тайниках со знаком лапы на пакаторском щите. Эти тайники находятся у меня на дороге… что, в свою очередь, предполагает, что я куда-то иду, знать бы еще куда … и, чтобы не загнуться, я должен их отыскать. Ну и где же мне их искать, если я не знаю, куда и зачем мне идти?

У человека отчаянно чесалось левое плечо. Он исхитрился почесать его о камень, однако зуд проходить не желал. "Ладно, – продолжал человек, – будем рассуждать логически. Сначала надо определить мои цели. Ну, и какие, протуберанец мне в задницу, могут быть цели у человека, который, во-первых, не знает, кто он такой, во-вторых, не знает, где он, а в-третьих, не знает, что, собственно, он и знать-то должен? Впрочем, стоп. Юг. Мне нужен юг. Университет мне нужен, вот что".

Метель разбушевалась вокруг уж и вовсе с устрашающей силой. Снежная круговерть была такой плотности, что, казалось, протяни вперед руку, и она погрузится в белое марево как в молоко. На человека навалило уже целый сугроб, так что ему приходилось время от времени расчищать для себя вентиляционное отверстие. Потом с наветренной стороны намело сущую снежную стену, так что его вентиляция оказалась под защитой и больше снегом не зарастала. А человек то впадал в сытую, ленивую дрему, то снова вплывал в кисель своих медленных, заторможенных мыслей.

"Но если я ничего не знаю, – думал он, – то узнавать надо все. Подряд. Любые знания пойдут на пользу, верно?" Умопомрачительная бесспорность этого вывода привела человека в восторг, и даже заставила несколько возгордиться своими умственными способностями. Правда, ненадолго. До тех пор, пока он снова не вспомнил, что не знает, кто он такой, где он, и что он тут делает.

Сильный зуд в плече вывел его из дремотного состояния ровно на то время, чтобы он успел выстроить в голове некое умопостроение, показавшееся ему верхом логичности.

Абсолютно все, что ему нужно, подпадает под одну категорию, определяемую словом "знание". Знание – это книги, учеба. Знания получают от людей. Здесь, в этом холодном снежном… как это назвать?.. просторе, да, именно…так вот, тут людей нет. Тем более, людей ученых. Люди, ученые люди – это университет. Университет – это столица. Столица – это юг. Следовательно, он должен идти на юг.

Плечо, наконец-то, вроде бы, оставило его в покое. "Вот и чудненько, – сказал он себе. – Отдохну и потопаю. И если мне по дороге будут попадаться камни с лапами, значит, я на правильном пути".

Человек уже засыпал, когда в глубинах его мозга отчетливо прозвучал бесконечно знакомый и предельно омерзительный ему голос: "Ну, все, кажется, четверка зацепилась. Пошла, тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, пошла!"

Ветер отнюдь не желал стихать. Он только крепчал, и дул теперь уже просто с ураганной силой. Видимости практически не было никакой, что человека, однако же, совсем не смущало. Сравнивать ему было не с чем, так что метель стала для него, если так можно выразиться, привычной деталью пейзажа. Он даже научился, вроде бы, в ней как-то ориентироваться.