Темный бог вечности

Неожиданно он обнаружил, что в его дорожном мешке оказалась не одна коробка с красным крестом на крышке, а две, причем одна из них была уже более чем наполовину пуста, а у пояса помимо кинжала нашлось нечто вроде саадака, внутри которого находилось полторы дюжины стальных арбалетных болтов, причем двух разных видов. Правда, сам арбалет отсутствовал… а жаль. Все это, однако же, неопровержимо свидетельствовало, во-первых, о том, что на своем пути он встретил и вскрыл хотя бы еще один тайник, во-вторых, что идет он по этой самой степи уже долго, раз сумел опорожнить полкоробки таблеток, и, в-третьих, что периоды, которые он для себя характеризовал словами "выпадение сознания" продолжаются. Более того, продолжаются давно и занимают, по всей видимости, весьма значительное время. Впрочем, раз прошло уже много времени с начала пути, признак это хороший. Верный признак того, что все идет, как надо… кому?.. А просто как надо. Как надо – и все. Хотя он ничего об этих периодах беспамятства не помнил, но действовал во время них именно адекватно обстановке, а, следовательно, вполне сознательно. И еще одно обстоятельство выглядело вполне, так сказать, успокаивающе – тело перестало сопротивляться командам и прекратило так безобразно потеть… нет, оно, конечно, потело, но все-таки не так обильно. Тело слушалось, тело подчинялось, и приступы слабости, так его сначала изводившие и пугавшие, больше не появлялись.

Многие слова, которые раньше были для него просто некими абстракциями, постепенно обретали вполне конкретный, выражаемый в ощущениях смысл. Причем это касалось не только понятий типа "боль" и "голод" или процессов вроде "идти" и "спать". Например, такая абстракция как "долго" выражалась через бесконечность снежной равнины, холод, голод, боль во всем теле и страшная усталость, которую надо было постоянно преодолевать, чтобы двигаться к цели.

Выпадения из действительности, после которых он совершенно ничего не помнил, по всей видимости, продолжались. Но, слава звездам, действовать адекватно обстановке это ему не мешало. Во всяком случае, когда из снежной круговерти вывернулась какая-то двуногая прыгучая кенгура с противной хищной мордой, он мгновенно выдернул из ножен свой кинжал и… В общем, мало кенгуре не показалось, еле ноги унесла.

Очередной период осознанных действий наступил внезапно во время еды.

Человек выскребал из своего сосуда уже последние крохи, когда позвоночник его скрутила боль такой устрашающей силы, что он невольно охнул, а вслед за тем его пронзило острое ощущение тревоги, неминуемой смертельной опасности, исходившее откуда-то сзади, из-за спины, из-за камня.

Человек вскочил с самого себя удивившей быстротой и ловкостью и, развернувшись, замер в боевой стойке заправского фехтовальщика: кинжал зажат в кулаке лезвием наружу над бедром выдвинутой вперед правой ноги, левая рука чуть сзади, на отлете, и на ней, на левой, намотано пончо… когда успел?!

За камнем по будто бы циркулем очерченному сегменту окружности клубилась стая этих самых кенгурей… или кенгуров?.. – на редкость мерзких тварей, надо сознаться. Увидев человека, они разом взвыли тем самым уже знакомым ему клокочущим воем и забегали еще энергичнее, не пересекая, однако, ими самими определенной черты. Затем от стаи отделилась одна особь и начала медленно приближаться к человеку, то делая стремительные прыжки вперед, то припадая к земле и надолго замирая на месте. Вожак?..

Тварюга имела более чем впечатляющий вид. Весом килограммов на шестьдесят – семьдесят, с мощными трехпалыми задними ногами. Причем когти на этих пальчиках выглядели крайне убедительно. Когти на коротких передних лапах были тоже очень даже неплохи, но они скорее напоминали крючья, вцепится – не отдерешь. Хвост, которым тварь мотала из стороны в сторону, рассекал воздух как хлыст, со свистом, и этого свиста не мог заглушить даже вой ветра. Пожалуй, удар таким хвостиком мог не только сбить с ног, но и все кости переломать. А вот голова, которую теперь он мог рассмотреть в мельчайших подробностях, вот это и вовсе было нечто. Огромная, шишковатая, угловатая, она заканчивалась чем-то, что можно было бы назвать мощным клювом, если бы этот клюв не был снабжен несколькими рядами торчавших в разные стороны длинных и острых иглообразных зубов. По обе стороны клюва торчали две полых костяных трубки, черных, как окончательно сгнившие кариозные зубы, и покрытых омерзительной слизью. "Вон отсюда! " – взревел человек оглушительным басом, и ловко – откуда только эта ловкость взялась! – провел в ее сторону угрожающий выпад ножом.