Тэмуджин. Книга 3

Восемь дней непрерывно пил Таргудай, закрывшись в своей юрте – крепчайшей хорзой заливал огонь жестокого оскорбления, нанесенного ему кереитским ханом. По давней привычке, как всегда в свои черные дни, он пил в одиночку.

В такую пору быть рядом с ним стало опасно: многие неудачи последних лет вконец расшатали ему нутро и от безумного гнева он часто стал хвататься за нож или что-нибудь тяжелое. Месяц назад он убил свою молодую рабыню, прислуживавшую ему в юрте, ту самую, которую он частенько затаскивал в постель, – нравилась она ему своей девичьей красотой. Он ударил ее по голове тяжелым медным кувшином за то, что та не расслышала его и вместо арзы принесла архи.

И теперь новая служанка все время, пока он пил, стояла снаружи юрты, несмотря на снег и ветер, и на то, что морозы иными ночами бывали не слабее, чем зимой. Стояла, трясясь от холода, и преклоняла ухо к двери, чутко вслушиваясь, боясь пропустить его зов. Когда он звал, она со страхом прошмыгивала под пологом в юрту, подносила, что он требовал, и тут же выскакивала наружу, облегченно переводя дух, и продолжала сторожить тишину, дрожа больше от страха перед хозяином, чем от ночного холода. А тому так было даже лучше: лишние люди рядом теперь его раздражали, вызывали беспричинную злобу, желание ударить, убить.

Таргудай пил, наливая себе полные чаши, не закусывая, и в жгучей злобе изо всех сил скрипел зубами. Время от времени он исступленно задавал себе один и тот же вопрос: «Что за несчастный я человек, за что боги ополчились на меня, почему они ставят столько препон на моем пути?».

Утром на девятый день, улучив время, пока он был еще в состоянии что-то понимать, к нему пришел шаман Магу. От лазутчиков что-то перестали поступать вести, и Таргудай попросил его через своих друзей, шаманов южных родов, выяснить, что вдруг заставило кереитского хана помогать керуленским монголам, прочен ли их союз и, главное, на чем держится их дружба.

Таргудай только что опохмелился и тяжело вздыхал, широкой грудью навалившись на край стола.

– Ну, узнал что-нибудь? – нетерпеливо спросил он, едва тот присел к очагу. – Говори скорее, все во мне болит…

– Кереитского хана к южным монголам привел старший сын покойного Есугея, тот самый, что прошлой зимой был у тебя в плену и ходил здесь с кангой на шее. Ты знаешь, что Есугей был андой кереитского хана, а этот парень, оказывается, побратался с сыном покойного Хара Хадана. Когда после смерти Хара Хадана братья его разделили улус и не оставили ничего его сыну, сын Есугея поехал к кереитскому хану. Он зимовал в верховье Керулена, а под конец со своим айлом откочевал в степь, южнее Хэнтэя. По его зову хан пришел со своими тумэнами на Керулен, тут и поклонились ему керуленские нойоны. Вот так и случилось это дело – сын Есугея заварил всю эту смуту. Но тебе трогать этого парня сейчас нельзя – небеса не велят. Я уже смотрел на бараньей лопатке, тебе нельзя встревать во все это дело ни в этом, ни в следующем году, не то навлечешь на себя худшее, можешь и жизни лишиться. Боги тебе велят жить тихо и ждать своего времени. Это я говорю тебе прямо, чтобы ты потом не обвинил меня и не говорил, что я тебя не предупреждал. Вот мое слово.

Шаман ушел, а Таргудай еще долго оставался неподвижен. Его трясло, словно в ознобе. Сжав кулаки, до боли вонзив твердые ногти в ладони, он с оскаленным от злобы лицом смотрел на огонь.

– …волчий выродок… щенок приблудной суки… – задыхаясь, бессвязно стонал он время от времени, – как же это я тебя упустил! Почему не придавил как мышонка, когда ты был у меня в руках?.. Аа-х, как я ошибся, к чему привела моя глупость!.. Ну, подожди, уж тебя-то я сумею уничтожить. Уж на что норовист был твой отец и того я сумел переправить к предкам, а ты-то от меня и подавно не уйдешь!..».

Долго думал Таргудай, до изнеможения напрягал свой замутненный многодневным пьянством разум. Трижды прогорели в очаге подброшенные куски аргала, когда, наконец, тяжело продираясь сквозь тесные, корявые дебри мыслей, пришел, наконец, к нужному решению.

«Самому трогать Тэмуджина нельзя, это ясно, – с трудом установил он главную мысль, – значит, нужно расправиться чужими руками. С отцом его помогли мне татары, а на этот раз они не годятся. Есугею они отомстили за прошлую войну, а сына его они не знают, слишком мелок для них, да пока еще не успел им насолить… А кто еще может иметь счеты с семьей Есугея?.. А вот кто – меркиты!..».

Таргудай облегченно вздохнул, найдя путь для своих поисков, и налил себе полную чашу. Большими, гулкими глотками выпил до дна.

Крепкое вино и с трудом найденное решение будто облегчили ему душу. Решение было верное: меркиты, когда-то оскорбленные Есугеем, когда тот отобрал Оэлун у их Чиледу-багатура, родного брата их вождя Тохто-беки, так и не отомстили Есугею. Сейчас, если им сообщить, что дети Есугея от Оэлун выросли, а старший женился на молодой красавице, не откажутся от возможности возместить свою старую потерю и получить равноценную добычу.