Тэмуджин давно было смирился с тем, что случилось с Бортэ, окончательно решив, что как бы он ни думал об этом, теперь ничего не изменить. Да и то смягчало его горе, что обернулся ее плен величайшим возвышением их семьи. Внутренне он приготовился принять ребенка, прижитого от врагов. Это решение укрепилось в нем еще и оттого, что на минувшей облавной охоте шаман Кокэчу объяснил ему так, что боги готовят его к ханству над многими племенами и, возможно, нарочно уготовили ему это, чтобы он сердцем уяснил, что для истинного хана все люди одинаковы. Да и другого пути, кроме как согласиться с этим, ему не виделось: при любом ином раскладе он терял Бортэ, а это было бы худшим из всего, что он мог выбрать. Как бы ни жила она в плену, что бы с ней ни случилось там, кого бы ни родила – со всем, даже самым худшим, он готов был примириться, потому что сама она была дорога ему. Без нее он не смог бы спокойно жить, как не мог в те дни, когда ее увезли меркиты.
«Если бы можно было разузнать в точности, как было на самом деле, может, легче бы мне стало, – горько раздумывал он. – Но, видно, так и не придется узнать всю правду. У Кокэчу расспрашивать подробности – лишний раз слабину перед ним показывать, да и стыдно, у Бортэ выпытывать – ее и себя мучить, да и обидно ей будет…»
Превозмогая боль на душе, он отставил мысль о жене, заставив себя подумать о другом.
– Говоришь, Джамуха-анда об этом всем рассказывает? – переспросил он, не отрывая взгляда от огня.
– Да, так говорят, – тихо ответил Бэлгутэй.
«А зачем ему это понадобилось? – мысленно спросил себя Тэмуджин. – То, что моя жена была наложницей у меркитов, что понесла от них, все и так знают. А рассказывать все эти подробности – для чего ему? На облавной охоте обманывал меня – это другое, но эти-то сплетни ему что дают? Что-то здесь не то. Да и не глупец он, чтобы не понимать, что рано или поздно я узнаю, что это он пускал слухи… А что, если сейчас же пойти к нему и прямо спросить?..»
– Но я что-то не верю этому, – простодушно промолвил Бэлгутэй. – Джамуха-анда ведь не говорил тебе ничего такого, а он, кажется, еще там, в меркитском походе намекнул бы тебе, если на самом деле так было…
Тэмуджин изумленно посмотрел на него, вникая в его слова.
– Верно ты говоришь! – разом приходя в себя от оцепенения, обрадованно воскликнул он и стал размышлять вслух: – Джамуха-анда, если бы тогда действительно выпытал что-то у меркитов, сразу сказал бы мне обо всем. Не мог он не сказать. Значит, выдумки все это, пустые разговоры.
Бэлгутэй радостно согласился с ним:
– Про Бортэ все – ложь! Она была верна и ждала тебя каждый день.
Тэмуджин глубоко вздохнул, не скрывая великого облегчения. Однако Хасар, все так же хмуро глядя в огонь, сказал:
– Про Бортэ – видно, что ложь, Джамуха ничего не узнавал, но он мог придумать все это попозже. Он ведь завидует тебе, вот и на облавной охоте все козни строил.
В словах Хасара виден был резон.
«Анда и вправду в последнее время сильно изменился, – стал думать Тэмуджин. – В меркитском походе он был мне истинным другом. Потому и ввязался вместе со мной в опасное дело – это лучшее доказательство. А что же после?..»
Он стал тщательно перебирать в памяти все недавние встречи с андой. В последний раз это было дней пять назад, перед его отъездом. Джамуха пришел, как обычно, подвыпивший, жаловался на морозы, что они не дают никуда выехать, а дома ему делать нечего, оттого он и запил.
«Как закончатся эти холода, – воодушевленно говорил он тогда, – поеду по своим войскам и табунам, займусь настоящим делом…»
Как ни вспоминал Тэмуджин, ничего такого, что ясно указывало бы на то, распускает он слухи про него или нет, он не мог найти.
«У меня ничего нет, чтобы подумать на анду, – размышлял Тэмуджин. – Но слухи идут… а может быть, не он, а кто-то другой их распускает. А кто?.. Если схватить тех, кто больше всех об этом болтает, и хорошенько допросить их, начать разматывать этот клубок, истину можно установить, но тогда поднимется шум, сплетни еще больше разгорятся, навыдумывают на сто лет вперед, и позора не оберешься, а враги будут смеяться. Нет, это не годится… Надо, чтобы поскорее все утихло, чтобы сплетники замолчали. Но как это сделать?..»
Взглянув на братьев, он спросил:
– Вы когда видели Бортэ? Она уже знает об этих слухах?
Те переглянулись, раздумывая.
– Я недавно видел ее, она проходила в молочную юрту, – сказал Бэлгутэй. – Была веселая… нет, она ничего не знает.