Тень Галена

Но если посмотреть с другой стороны, какое количество смертей от рук отравителей могла бы увидеть в следующий век империя, окажись его рецепт опубликованным? Ознакомься с ним половина Пергама — сплетнями и письмами, вроде хотя бы и таких, как наши друг другу, тайна этого опасного лекарства стала бы совсем скоро ясна всякому, даже в глухих провинциях! Ну а желающих прибегнуть к этому методу не пришлось бы долго выжидать… Я не знаю, Квинт. Порой, даже уверенные в собственной правоте, мы творим страшные вещи, о которых позже сожалеем. Продолжая, впрочем, считать их правильными, в каком-то другом, моральном аспекте. Нелепо, не так ли?

Когда мне приходят мысли вернуться в Рим — ты можешь посмеяться — я опасаюсь, что могу попасть в золотую клетку Палатинского дворца. Конечно, чрезвычайно приятно и лестно мне было слышать похвалы от великого нашего императора. Быть может, ты даже успел полюбоваться той памятной вещицей, о которой я упомянул в своей наспех написанной тебе (прости еще раз) записке. О! Первые минуты, глядя на нее, я ликовал! Но ведь соглашаясь, я изрядно рискую поступиться своей свободой и, если окажусь во дворце, смогу ли быть самому себе хозяином, или же превращусь в дорогого раба — слугу властителей нашего мира? Сколько горькая ирония — порой нас больно жжет самое желанное…

Да и чего же я, в сущности, по-настоящему желаю? Роскоши? Богатства? Боги миловали — мне это чуждо! Я много трачу, отдавая все, что щедро оставил отец. Ты сам свидетель — я охотно покупал другим, кто жаждет знаний, книги и инструменты. Многим помог устроиться. Даже с рабами своими мне, порой, доводилось добровольно делить одежду и скарб, да я вовсе не вижу здесь ничего выдающегося, лишь подчеркиваю свое безразличие к богатству. Не стал я, к счастью, рабом звонких монет, ведь всякий, кого они искушают, прежде должен был бы уже успеть сделаться рабом своего желудка, тряпья, украшений, азарта, мраморных сводов и девок для услады. Можно лишь посочувствовать бесконечным испытаниям этих глупцов, но с ними мне однозначно не по пути!

Однако, если почести — не дорога к богатству — чего же хочет моя природа? Славы? Известности? Поиска истины? Но ради чего, да и можно ли ее отыскать? Что ею является? А чем является сама слава, если через поколение, может быть два, даже самые блестящие достижения забудутся потомками? Можно ли всерьез рассчитывать, что имя смертного может, нарушая законы природы, после жизни его обрести бессмертие? Как этого добиться? Я много размышляю об этом.

Гален