Тень Галена

«Если город будет основан на болотистом месте, то при условии, что болота будут у моря, а город обращен на север или на северо-восток, болота же расположены выше морского берега, можно счесть, что город основан разумно. Ибо путем проведенных канав вода отводится на берег, а море, загоняемое бурями на болота, благодаря сильному прибою волн и своим морским примесям, не допускает разводиться там болотным тварям, а те из них, которые из вышележащих мест подплывают к самому берегу, уничтожаются непривычной для них соленостью».

Тут же, в Аквилее был построен крупный речной порт, термы, Форум, а также процветали торговля и производства весьма изысканных ремесленных товаров — янтаря и множества других. Начав свою судьбу с ролей сугубо военных, Аквилея была хорошо укреплена и теперь, когда варвары впервые за много лет нарушили границы и предъявили претензии, роль ее крепких стен неизмеримо возрастала. Едва стихли отзвуки сражений с парфянами, на истощенную войной и эпидемией империю вот-вот собирались навалиться такие полчища северных дикарей, что численность парфян показалась бы жалкой горсткой зарвавшихся восточных гордецов.

Пока в компании будущих легионеров я добирался до Аквилеи, мне удалось узнать и много других историй об этом городе и, хотя в ту пору я не был склонен интересоваться чем-либо вообще, некоторые вещи мне все же запомнились. Дорога обещала быть долгой — повозка шла неспеша, в то время как предстояло пересечь всю Италию и, пройдя еще существенный отрезок над Адриатикой, преодолеть более четырех сотен миль, разделяющих Рим и Аквилею. Все это могло занять недели две, или даже дольше.

Едва ли я когда-нибудь сгодился бы на роль бойца — моя рука никогда не держала клинка длиннее ножа, так что в легион я отправлялся в той роли, какая была ближе всего к моим нехитрым умениям — хирургом и военным врачом.

Получив чин ординарного медика — меня знали как одного из учеников Галена — я направлялся на общий сбор, чтобы с двумя дюжинами других хирургов работать под командованием главного медика легиона в валетудинарии. Армейская служба была наполнена простыми, ясными перспективами строгого подчинения и следования приказам. Хотя должность ординарного медика приравнивалась к центуриону, значительных усилий ума она, все же, обещала от меня не требовать. При состоянии же моей души в то мрачное, темное время — я не мог бы пожелать ничего лучше. В конце концов, все требования к военному врачу емко выразил еще Цельс[123], в прошлом веке. В своих трактатах этот, поднаторевший в медицине богатый работорговец, писал:

«Хирург должен быть молодым или, по крайней мере, не слишком пожилым; с крепкой и сильной рукой, которая бы у него не только не дрожала, но и хорошо служила, левая так же, как и правая; со взглядом острым и ясным; он должен быть храбрым и благочестивым, во всяком случае, чтобы не думать ни о чём другом, кроме как о выздоровлении своего больного, чтобы крики того не заставили его ни сделать быстрее то, что он должен, ни ампутировать менее, чем это необходимо, как будто бы при этих стенаниях он оставался во всём и полностью бесстрастным».

Не слишком, может быть, уверенный в своей благочестивости, за полную бесстрастность и равнодушие к крикам пациентов я вполне готов был тогда поручиться.

Ночуя в придорожных трактирах, я часто просыпался в холодном поту. Меня мучали кошмары. Вот она, такая истощенная, смотрит на меня глазами, в глубине которых словно скрываются просьбы о прощении. Вот я держу ее за холодную, влажную от пота руку. Все простыни в крови… Каждая ночь, когда мой покалеченный разум оставался наедине с самим собой, плодила чудовищ, разрывающих мой рассудок гнетущими воспоминаниями и страшными картинами. В таких случаях люди обычно склонны говорить, что раны души лечит время, но всякий, на собственном опыте столкнувшийся с настоящим горем знает, как лукавы эти слова. Как упрощают они реальность, пытаясь выдать желаемое за действительное.