Тень Галена

Сотни и тысячи раз оказываясь в самой тесной близости от людей, пораженных мором, словно находясь под личной защитой неизвестного покровителя, я не болел и ни единый волдырь не осмелился поселиться на моей коже — казалось, я был неуязвим. Не описать, с каким удовольствием я променял бы собственную никчемную жизнь, чтобы вернуть на этот свет Латерию и Гельвию или, хотя бы, одну из них. Но как бы ни были уверены многие, чью голову кружит кажущееся всевластие, боги никогда не позволяют нам самим выбирать свою судьбу. А в редкие моменты, когда нам кажется, что это так — искушенная иллюзия дурманит разум, что обычно, довольно скоро, становится ясно и самым упертым гордецам.

Измученный болезнью фронт Панноннии, перед лицом кажущихся бесконечными варваров пал, открывая дорогу вглубь империи. Племена хлынули, грабя и убивая всех, кто попадался на их пути. Изрядно истощенные силы, время от времени, вставали на их пути, но безжалостно сметались неудержимым потоком дикой массы. Казалось, прорвало плотину и Рим движется к своему закату. Ведомые самым многочисленным племенем маркоманов, небывалый союз из более чем полусотни варварских племен и народов неудержимо продвигался по янтарному пути, конечным звеном которого была Аквилея.

Вскоре мы узнали, что пал Лимес. Неделей позже за ним последовала Савария, а затем Петовион и Эмона. Заполнив всю Паннонию, словно саранча, варвары оставляли за собой сотни тысяч мертвых, а еще столько же несчастных, кто не успел убежать или спрятаться, брали в рабство. В кровавой резне, ослабленные болезнью форпосты римлян не могли сдержать этот страшный натиск — приближалось неизбежное. Словно вал смерти, грозящий пустить на дно самый крепкий корабль, громадная орда приближалась к Аквилее. Уже на днях город, укрепленный высокими стенами, но теперь все больше кажущийся беззащитным, должен был встретить свою судьбу.

***

Оценив располагаемые для задач обороны ресурсы, командиры не сумели насчитать даже одного боеспособного легиона и бросить те скромные, чтобы не сказать ничтожные силы, какими располагала истощенная мором Аквилея, означало обречь бойцов на быструю и бесславную смерть под дубинами и копьями варварского полчища. Решено было укрепиться и принять осаду, если, конечно, племена не смогут взять город первым же приступом. Первый хорошо укрепленный город на пути бесчисленного противника, Аквилея обязана была выстоять, чтобы выиграть время для ответных действий войск империи.

Доблестные императоры, на появление которых возлагались такие надежды, казалось, медлили. Не было подкреплений. Не было обнадеживающих писем. Вестей из Рима не было вообще. Город, в котором до эпидемии жило не меньше ста тысяч, а теперь едва ли половина, охватила паника. Солдаты двух легионов, ни разу не обнажавших гладиусы, но уже потрепанных хуже, чем после самой лютой сечи, как могли усмиряли людей, чтобы сохранить в городе относительный порядок.

Я был в тот вечер, когда на горизонте показались первые отряды противника. Уже ночью, когда тьма опустилась и черным покрывалом укутала окружавшие город земли, любой мог разглядеть десятки тысяч огней исполинского лагеря, которым встали варвары, численностью своей неся в ряды гарнизона Аквилеи смятение и страх. Без юношеской храбрости, но с равнодушием обреченного я взирал на этот костер, свет которого был таким ярким, словно мог превратить ночь в день. Где-то там, в паре миль от стен, остановились, возможно шестьдесят, восемьдесят или даже сто тысяч дикарей. Недавние победы отлично воодушевили варваров и теперь они, укрепившись в вере в свое могущество, сокрушали римские войска, готовые рвать врага зубами.

В ту ночь никто, наверное не спал. Огни костров, занимающих весь горизонт, казались продолжением звездного полотна, словно ночью земля и небо слились воедино. Тревога и липкий страх пропитали город. Ставни большинства домов были крепко заколочены. многие жители, за несколько дней до подхода варваров, покинули город и теперь, изрядно опустевший, словно спрятавшийся в панцирь, он выглядел обреченным.

На стенах стояли шеренги легионеров. Множество скорпионов и лучников дежурили, не смыкая глаз с вражеского лагеря, но огни его оставались недвижимы до самого утра. Перед рассветом на город опустился густой туман. Температура воздуха все последние дни была неустойчивой и теперь колебания ее вызвали этот необычный эффект, словно сама природа встала на сторону дикарей, жестоко разорявших римские земли. В гнетущей тишине, словно погруженная в молочную пену, Аквилея тревожно ожидала мига, когда туман рассеется и появится возможность оценить обстановку. Многие с нетерпением, а иные со страхом.