Тень Галена

Почти не видясь с ординарными врачами лично, полагаю, он узнавал обо всех успехах и неудачах подопечных хирургов через сеть помогающих нам капсариев. Многие из них, видимо, подробно доносили ему обо всем происходящем. Я внутренне возблагодарил богов, что ни разу страсти не толкнули меня поучаствовать в паре заговоров, которые плелись вокруг Селина по ночам. Несколько раз побывав свидетелем подобных противных присяге бесед, я решительно отказался принимать в них участие — ни ненависти к начальству, ни честолюбивых замыслов сместить главу легионных медиков у меня не было. Для меня такие взлеты были заранее невозможны — в отличие от заговорщиков я не имел всаднического сословия. Нужный ценз в четыреста тысяч сестерциев, даже после щедрого подарка от Диокла, был недостижимой для Гельвиев суммой, а теперь, когда поредевшая семья оказалась разлученной всевозможными обстоятельствами, об это нечего было и мечтать. Да и если бы громадные средства нашлись, кто произвел бы меня в нужное сословие? Возможно, завтра Аквилея падет под штурмом и всем нам суждено погибнуть здесь уже в ближайшее время. Как некоторые могли всерьез думать о возвышении в столь смутных обстоятельствах, оставалось для меня загадкой.

— Благодарю тебя — я рад исполнять свои обязанности добросовестно — столь же официально, как поприветствовал меня минуту назад Селин, ответил я.

— Брось, Квинт — раньше у нас не было возможности откровенничать и завоевать доверие друг друга, но сейчас придется сократить этот нелегкий путь и уложиться в одну беседу. Как думаешь, это возможно?

Я задумался и неопределенно кивнул. Не понимая, чего он хочет от меня, интуиция подсказывала мне почаще соглашаться, чтобы быстрее отправиться отдыхать.

— Вот и славно — коротко улыбнулся Селин. — Знаешь какое письмо ушло вчера в Рим? Уже горели огни варварского лагеря, когда почтовый всадник вылетел из Аквилеи.

Я растерянно пожал плечами. Эта игра в загадки и странные вопросы, ответ на которые никак не мог быть мне известен, начинала все сильнее раздражать меня — сказывалась усталость.

— Как ты помнишь, главный врач третьего еще в прошлом месяце отправился говорить с предками — продолжал тем временем Селин. — В прошедший срок я выполнял его работу, хотя, признаюсь, границы все больше размылись — вместо двух легионов на весь гарнизон Аквилеи сейчас не наберется и одного. Кому впрочем, я это рассказываю — он махнул рукой. — Ты знаешь не хуже меня.

Я согласно кивнул. Ситуация уже давно была угрожающей и военная тактика подстраивалась под эпидемические обстоятельства куда сильнее, чем ожидало командование. Не было возможности дать отпор противнику — оставалось лишь укрываться за стенами города и отбиваться от редких, но опасных попыток штурма.

— Мне знакомо то, через что ты прошел — вдруг сказал Селин, строго посмотрев на меня.

Я удивленно поднял на него глаза.

— Да-да, смерть родных, гибель жены в родах, вместе с ребенком — моя жена тоже погибла. Много лет назад — сухо рассказывал главный медик. — Старые раны, это было уже очень давно — он поднял глаза к потолку, словно вспоминая что-то — да и вообще ты скажешь, будто у тебя-то все иначе, но я знаю — Селин говорил уже громче. — Я знаю, что это такое — потерять смысл. Не бояться смерти — искать ее. Выполнять свой долг, ждать неизбежного, мириться с судьбой — все это исповедуют стоики, не так ли? Но это лишь слова — разум ловко жонглирует понятиями и в прославлении силы духа пытается обрести утешение. Тщетно! — в жизни все иначе. Душа берет верх над разумом куда чаще — не так ли, Квинт?

Последние слова были произнесены им с булькающей хрипотой — спустя мгновение Селин сильно закашлялся.

Я молчал. Что я мог ему ответить? Если он говорил правду — он понимал мои чувства, должно быть, не хуже меня самого. А кто знает, быть может даже и лучше?

— Ты прав. Не отвечай. Я и без слов знаю твои мысли — не надо колдовства, чтобы понять эти чувства. Сейчас ты, быть может, даже раздражен, что все это говорит тебе чужой человек. Какое ему дело? Зачем он лезет в незажившие раны? Не так ли?

Наверное, ответ был написан на моем лице. Ожидав лишь короткого получения каких-нибудь скучных распоряжений, неожиданный поворот беседы застал меня врасплох. Утомленный разум мой на время стряхнул с себя пелену сна и теперь я внимательно слушал Селина, гадая, для чего он лезет ко мне в душу.

— Я не стал бы начинать такой разговор — ты прав, я человек чужой и не мое это дело. Вот только обстоятельства складываются таким образом, что пока Аквилея держится, мне следует позаботиться кое о чем. Быть может завтра нас всех зарежет орда дикарей, может падут стены или мор усилится пуще прежнего и утопит гарнизон в дерьме и блевотине — Селин поморщился от собственных слов. — Но пока этого не произошло, кто-то должен руководить врачами, капсариями и депутатами — всем этим проклятым валетудинарием, все больше походящим на атриум царства мертвых, чем на спасительный приют больных и раненых.

До меня начинала доходить нелепая на первый взгляд догадка, но я быстро отмел ее как невероятную.