Тень Галена

Не обладая военными знаниями в достаточной степени, я так и не сумел понять, откуда позади римского войска выросла конница языгов. Племена северян превзошли все прежние достижения и перехитрили даже опытного Викторина. Сжимая римлян по флангам, нисколько не жалея людей, в озверении бросавшихся прямо на копья, чтобы ценой своих жизней задержать продвижение римлян, варвары отвлекли внимание легата перед самым коварным ударом. Тяжелая, облаченная в железо конница, во многом напоминавшая катафрактов парфян, словно молот ударила в спину римлянам. Завязался кровавый хаос.

К закату стало ясно — Викторин разбит. Гарнизон Аквилеи стенал от гнева, горя и печали. Надежда на освобождение, еще утром освещавшая множество лиц улыбками и громкими от возбуждения голосами, сменилась жестоким разочарование.

Варвары же ликовали. Оглушающий рев их восторга эхом отражался над долиной, раскинувшейся вокруг осаждённой Аквилеи. Угрожающе низкий, гул десятков тысяч глоток, усиленный конструкцией щитов, заглушал предсмертные крики раненых римлян, тысячами умиравших прямо там, в паре миль от стен города, до которого им уже не суждено было добраться.

Быстро темнело, поредевшие вдвое, но все еще многочисленные варвары отступали обратно в лагеря, не тратя времени на добивание еще живых бойцов Викторина. Казалось, будто отхлынуло живое море — они расползлись к своим палаткам и, то тут, то там, вокруг города загорались их костры, огненными стрелами пронзая покрывало темноты, безразлично укутавшей землю. Вставшая луна, залив призрачным серебром, осветила истерзанную страданиями долину, где нашли свою смерть многие тысячи римских солдат.

Я, Квинт Гельвий Транквилл, не был полководцем, чтобы оценивать тактические промахи в произошедшем сражении. Не был я жрецом, чтобы совершать ритуалы, провожая души павших в последний путь и моля богов принять их благосклонно. Я не был поэтом, чтобы воспеть эту трагедию в духе Персов Эсхила. Я был врачом! К тому же, предсмертной волею Селина, исполнял обязанности главного медика истерзанных эпидемией легионов. И как врачу, мне пришла в голову смелая, но вполне уместная идея.

***

С тремя десятками капсариев и парой врачей, кого мне чудом удалось уговорить на этот безрассудный, не обещающий возвращения живыми план, под покровом темноты, мы покинули стены Аквилеи, кутаясь в плащи. Защитный ров за стенами являлся следующим препятствием, но цепи опускаемого моста гремели бы так, что в тишине ночи неизменно привлекли бы внимание варваров. Нельзя было повышать и без того сумасшедшие риски столкнуться с карательными отрядами, какие могли бы отправить разобраться с внезапным движением вокруг города вожди варваров. Горстка вооруженных ножами медиков и капсариев не смогла бы защититься даже от полудюжины вооруженных, закованных в броню всадников.

В несколько приемов мы пересекли ров на лодке, которую нам, словно с огромного корабля, спустили стражники на стене, в нескольких местах привязав канатами. Теперь нужно было как можно быстрее добраться до поля, где еще несколько часов назад завершилась эта кровавая, бесславная для Рима битва. Не до конца представлял себе как — я горел желанием помочь тем, кому помощь была еще уместна. Спасти как можно больше людей.

В тот миг я совсем не боялся за свою жизнь — вдохновлённый тихим подвигом Селина, в выполнении своего долга я видел новое предназначение и мысль о смерти от клинка варвара возбуждала во мне лишь безразличие, словно речь шла о небольшой, сопутствующей любому достойному делу опасности. В некоторые мгновения я даже ловил себя на том, что идея такой смерти заставляет меня ощущать приятное волнение. Предаваясь глупым фантазиям, я представлял, как меня, представителя рода Гельвиев, посмертно наградят и прочтут красивую речь над костром, что унесет мою душу подальше от трудностей этого мира. Однако, не было времени тешить самолюбие — в моей власти находился пусть небольшой, но отряд живых людей, смотревших на перспективу героической смерти куда менее поэтическим взглядом. Я обязан был сделать все возможное, чтобы спасти жизни не только раненых воинов Викторина, но и уберечь всех этих отважных капсариев, депутатов и врачей, согласившихся на рискованное, почти безумное предприятие. Лишь трое ординарных медиков согласились принять участие в моем плане, а приказать остальным я не мог, так как командующий обороной Аквилеи дал свое мнение о моей задумке столь туманно, что можно было трактовать его слова и как отказ от всякой рискованной инициативы.