Тень Галена

– После самого дрянного шторма Квинт, если боги рассудили не смыть тебя в пучину, наступает штиль. Ставь парус, вглядывайся в горизонт. Если ничего не видно, хоть глаза лопни – жди ночи, а там подскажут звезды. Пока ты живой – что-то еще да будет. Подохнуть же ты успеешь всегда – тут не сомневайся. Аид про тебя не забудет. А пока мы живы – показать тебе, чем развлекаются богачи, пока ты возишься в холодных провинциях, подставляя башку под копья варваров и заштопывая своих, пытаясь впихнуть их смердящие кишки обратно в брюхо?

Мы спустились в трюм. В полную противоположность первому опыту, в этот раз здесь царила поразившая меня свежесть воздуха. Трюм заливал яркий свет, льющийся из приоткрытых прямо в бортах щелях. Возвышающиеся над водной поверхностью на рост мужчины, обычно они были крепко закрыты, по щелям залитые смолой, чтобы не пропускать воду. Однако, сейчас в трюме разместились особые гости, чья сохранность была невероятно важна, а потенциальные прибыли кружили головы Антиоху и всей его команде.

Среди амфор с вином, маслом, зерном и какими-то специями, я увидел полтора десятка рабынь. Красивые, молодые северянки – они обреченно и испуганно жались к бортам, но в остальном выглядели вполне неплохо. Кормили их лучше, чем саму команду, а уборка, свежий воздух и свет не позволяли вспыхнуть болезням – столь частым спутникам рабов в морских путешествиях.

– Разрази меня Зевс, если в Байях я не поимею с каждой белобрысой шлюхи по десять тысяч сестерциев, Квинт. Смекаешь? Тамошние патриции, как хер зачешется, а Дионис облегчится в их съежившийся рассудок, готовы выложить и не такие суммы. Они платят золотом, представляешь? Чтобы не таскать с собой серебро, ведь цены в Байях и серебряный денарий превращают в гнутый медный асс. Ну а светловолосые бабенки им, говорят, особенно по душе! Утомленные париками потасканных жен, что достаются им из-под пятого мужа – при виде таких ланей даже самых дряхлых из них благословляет Приап – Антиох весело загоготал, обнажив два вставных зуба.

Я ничего не ответил и задумался. Пока я, Селин и тысячи других держали удар в условиях, какие не каждый счел бы человеческими – жизнь продолжалась и богачи развлекались на роскошных виллах. Эта истина, впрочем, была мне ясна и в очевидности своей даже не казалась гнусной. Водоворотом война затягивает в себя громадные толпы жертв и нещадно топит в крови, горе и несчастьях. Куда сильнее возмущало другое! Кто-то ведь ловко остается на поверхности всех этих грязных потоков, умея оседлать и на чужой крови сделать сотни тысяч, миллионы сестерциев. Наживаются громадные, невозможные в мирные времена состояния! Вот уж по истине, ко всякому война поворачивается своим, неповторимым ликом.

Вскоре мы вышли. Было тошно.

***

Виды за бортом становились все роскошнее. Мы уже обогнули Мизенский мыс и все ближе становились к порту назначения. Давно не передвигаясь морем, я вновь вспомнил, что значит свешиваться за борт и звать Нептуна, но красоты береговой линии, по мере входа в Неаполитанский залив, с лихвой перекрывали все мыслимые неудобства. Накрытые зелеными лесами горы, с расстояния в несколько миль до берега, казались лишь камнями, густо поросшими мхом. Само море словно пахло иначе. Из нагретого солнцем воздуха доносились незнакомые ароматы. Сойдя на берег в порту Путеол, я распрощался с Антиохом, поблагодарив его за путешествие и те беседы, которыми он искренне старался мне помочь. Пожилой наварх спешил и, в свою очередь, крепко сжав меня в объятиях, велел передавать привет Галену, которого уже пару лет не видел после их случайной встречи в порту Пергама, когда мой учитель уже вернулся из Рима.

Отправившись на поиски виллы врача, я недолго обречен был искать ее в прибрежных пригородах – привратники первого же знатного семейства, охранявшие господскую виллу, лежащую на пути моего следования, указали мне путь. Хотя Гален не приезжал два с лишним года, его здесь знали все. Впрочем, такая известность была вполне объяснима – легко ли в удаленной от всякого крупного города месте, пусть даже самом живописном, найти хорошего врача?

Когда я подходил к большой, живописной вилле, формой своей напоминавшей загородные поместья богатых греков Пергама, на которые насмотрелся в пору моей юности – в большом, усаженном множеством полезных и красивых растений саду уже толпились люди. Благоуханный ветер донес до меня, устало шагающего по тропинке, множество ароматов цветов. Воздух был напитан густыми ароматами сосен и трав, словно сами боги воскуряли здесь благовония. Подойдя ближе, я расслышал множество голосов и громкий смех. Совсем скоро, немало удивляясь числу гостей, я поздоровался со всей пестрой компанией, что по приглашению Галена постепенно собиралась в этих на редкость живописных местах.

Здесь был Эвдем – все еще живой и даже относительно здоровый, хотя ему и перевалило за семьдесят, старик по-прежнему много шутил и декламировал всевозможные стихи – память не подводила его, а чувству юмора могли бы позавидовать самые молодые комедианты римских амфитеатров.