Тень Галена

В новых денежных обстоятельствах, впервые я почувствовал, что твердо стою на ногах и, в целом, неожиданно для самого себя, оказался даже человеком вполне состоятельным. Годовым доходом в двадцать пять тысяч сестерциев мог бы похвастаться, пожалуй, не более чем каждый десятый житель Вечного города. Даже моя должность ординарного врача при легионе давала меньше. Почти всю сумму, словно цементом укрепившую мой денежный тыл составил, конечно, щедрый подарок Диокла. Став вначале новым домом рода Гельвиев, теперь он растворился в куда менее поэтичном эквиваленте жилых помещений под аренду. Моя судьба служила подтверждением, что как бы ни мечтал человек – располагать станут одни лишь всесильные боги.

Впрочем, в те годы деньги, в любом их выражении, мало меня беспокоили. Вовсе не относя себя к стоикам я, все же, был равнодушен к большинству удовольствий и дорогих предметов, так нестерпимо искушающих моих сограждан. Большую часть состояния я рассчитывал позже, когда судьба позволит добраться до родных краев в Александрии, передать своему старшему брату, готовому на рискованные торговые предприятия. Ему они были – в этом не приходилось сомневаться – намного нужнее, чем мне.

Уладив дела в Риме, с полутора сотнями ауреев в подарок моему брату Гнею на свадьбу, свидетелем которой мне не довелось быть, я без всяких сожалений отчалил в Анций. По пути было время обдумать, каким маршрутом мне будет удобнее добраться до Кампании. Показать виллу, купленную им в пригороде Путеол, на кумских водах, любезно приглашал Гален. Я, хоть и сомневался, ехать ли – не смог найти достойного повода для отказа старому другу, которым бесконечно восхищался и которого уважал. Что если не благотворное влияние и знания, переданные мне Галеном, сделало меня тем, кем я был?

Добираясь до Рима, от удара умер Луций Вер – младший из императоров. Злые языки судачили, будто бы то ли Марк Аврелий отравил его, избавляясь от неудобной помехи своему правлению, то ли кого-нибудь подговорила жена Марка Фаустина, пытаясь скрыть нелицеприятные подробности своих измен, о которых Вер мог что-то знать, а в каких-то даже и принять участие. Рим, как всегда, полнился слухами самого низкого пошиба и я, лично зная Марка Аврелия, не был готов поверить ни в одну из многочисленных сплетен, роившихся вокруг его семьи. Самый достойный человек нередко становится мишенью для самых недостойных слухов и чем меньше надежных доказательств – тем пышнее расцветает фантазия сплетников и интриганов вокруг императорской семьи.

Похоронив и обожествив Луция Вера, что вызвало немало смешков как в сенате, так и у народа, учитывая нрав этого развратного гедониста, вместе с семьей император удалился на лето в поместье в Пренесте – тот же городок Лация, где я побывал в гостях у Диокла. Поступить так ему велел и Гален и здравый смысл – Рим все еще не был безопасен, а подхватить моровую болезнь сейчас, в разгар войны с северными племенами, да еще и оставшись единоличным правителем, было немыслимо, угрожая целостности всей империи. Достойных преемников не было в поле зрения, а собственные сыновья Марка – Коммод и Анний Вер – были еще совсем детьми.

Новый поход не мог начаться раньше осени, так что на грядущие пару месяцев я был совершенно свободен и теперь, продав дом, кроме как в гостях у Галена, пожалуй, мне и негде было бы провести лето. Полное одиночество и полная свобода стали для меня двумя сторонами одной медали. Одетый просто, с небольшой поклажей и всего одним рабом-помощником, я подхватил попутную телегу и отправился в Анций. Колеса скрипели, выступающие из мостовой булыжники задорно подбрасывали меня, весеннее солнце припекало – приближалось лето. Окружающие пейзажи предместий Рима, проплывающие за гнилыми бортами телеги, напомнили мне о первых веселых годах, когда я много путешествовал по Лацию, едва приехав в Вечный город и отчаянно пытаясь заработать врачебной практикой. Как давно это, казалось, было!

***

Морская свежесть наполнила воздух, едва мы приблизились к Анцию. Было приятно дышать, наконец, полной грудью, не опасаясь мора – громадные пространства вокруг были почти свободны от людей. По крайней мере, их не было видно. Тут и там, вдоль дороги выстроились виллы сенаторов и всадников, окруженные обширными наделами, где обильно рос виноград, некоторые фрукты и множество пестрых цветов. Запахи разнотравья смешивались с соленой прохладой ветра, дующего с Нижнего моря. Верхним же называли, конечно, Адриатику, вдоль которой мы еще недавно возвращались в Италию из проклятой всеми богами Аквилеи.