Тень Галена

Мускулистой рукой мужчина держал незнакомку за тонкую талию, одновременно удерживая ее от падения и прижимая к себе. Его таз, с блестящими от пота ягодицами, характерно двигался, с каждым толчком извлекая из женщины новые всхлипы. Я заметил, что она прикрывает себе рот ладонью, чтобы никто не услышал свидетельств ее блаженства. Гибкая спина выгибалась, будто девушка пыталась прижаться к мужчине еще ближе.

Через мгновение, по одеждам я узнал Луция и ту самую особу, жену заискивавшего толстяка, что весь вечер кидала на Луция томные, многозначительные взгляды. Похоже, я застал их в самой кульминации страсти. Незамеченным, мне удалось пройти через атриум, тихо отступить и наскоро вернуться в триклиний. Слава богам, темнота ночи надежно скрывала и другие тайны, так что никто не заметил, как густо я покраснел.

Благоразумие шепнуло мне ничего не рассказывать Галену.

***

– А куда сейчас, капитан Гален? – отшутился я, когда мы наконец отошли от Кипра. Хлопая парусом на свежем ветру, корабль понес нас в открытые воды.

Врач тоже облегченно выдохнул и мы, переглянувшись, рассмеялись.

– Видят боги, Квинт – я не знал, во что выльется эта встреча. Друг детства, теплые воспоминания… Давай мы просто забудем об этих не самых приятных днях?

Я был полностью согласен с его впечатлениями, равно как и с разумным предложением.

– Боги мне в свидетели – от Лемноса я хочу лишь его земель! – многозначительно обронил Гален.

– Земель? – уточнил я. Ничего прежде я не слышал о планах Галена приобретать себе наделы.

– Буквально, друг мой, почвы! Лемносскую землю многие зовут охрой, или печатью, потому как она получает священную печать Артемиды.

Я слушал его, но яснее пока не становилось.

– Местная жрица Артемиды – богини охоты, Квинт, если ты забыл, отбирает землю после жертвоприношения, но не животных, а зерна. Потом землю привозят в город и, добавив воды с козьей кровью, получают грязь, которую энергично размешивают. Затем сливают и подсушивают, пока по своей консистенции она не станет напоминать, ну, скажем, примерно воск. Лучшие части берутся и на них ставится печать Артемиды, о которой я и толковал. И уже когда высохнет совсем – лемносская глина превращается в лекарство.

– Что? Не убедительно? – Гален испытующе посмотрел на меня.

– Я не знаю – земля в качестве лекарства… выглядит это сомнительно. Я, конечно, видел как некоторые люди, прежде чем отправиться в путь и надолго покинуть родные края…

– Брали с собой кусочек родной земли, в холщевом мешочке, прижимая к сердцу, в моменты, когда ностальгия звала их домой – Гален откровенно передразнил меня.

– Я имею в виду нечто совершенно другое! Я видел, однажды, как Нумезиан дал этих печатей паре своих пациентов. Одному, насколько не подводит меня память, не посчастливилось полакомиться морским зайцем – а всем известно, как ядовит этот моллюск. Ну а второй – одним богам ведомо как, проглотил кантариду. Довольно отвратительный жук, надо заметить и тоже очень ядовитый. И что же ты думаешь, Квинт? Обоих вырвало и никаких симптомов отравления не проявилось, хотя яд внутрь их тел попал совершенно точно!

Волны качали корабль и я сам ощутил, что меня вот-вот вырвет, но постепенно начинал привыкать к этой гнусной особенности морских путешествий.

– Один заезжий лекарь, которому я, впрочем, никогда не решился бы доверять, даже утверждал, что лечил этими печатями бешенство, растворяя в вине и накладывая на рану вместе с крепким уксусом. Но это, кажется мне, уже несколько чересчур. А еще, я находил пару свитков о пользе лемносской земли даже при чуме! Одним словом, невероятно полезными дары этого острова получаются, надо проверить на собственном опыте… – Гален задумчиво почесал затылок.

Его темные, вьющиеся волосы трепал ветер.

Надо написать, пожалуй, пару слов и о нашем новом спутнике. Имея несколько дней, чтобы хоть чуть-чуть оправиться, юноша с раной на стопе, все еще угрюмый и нелюдимый, пошел на поправку, хотя и не мог передвигаться без помощи Евсея с Полидором. Они же, впрочем, разглядев в поступке Галена, своего хозяина, в очередной раз проявленную добросердечность к своему бесправному сословию – готовы были помогать новому соседу вполне искренне и охотно.

Имя и пару любопытных деталей нам, впрочем, удалось выпытать после нескольких ночей на корабле, когда смена обстановки и удаленность от острова, оказавшегося для юноши прижизненным путешествием в Гадес, сыграли свою благотворную роль в успокоении его травмированного ума.

Киар – так его звали.

Однако, нам с Галеном быстро стало ясно, что на латыни он разбирает совсем немного, на греческом вовсе ни слова, а язык жестов – пожалуй, универсальный для всех людей – дал нам понять лишь самое основное. Ясно было одно – Киару страшно не повезло.