Тень Галена

– Позади, на склоне холма, огромный театр – он поразит твое воображение – я уверен! А к нему прилегает и алтарь Зевса, с его гигантомахиями. Ты же знаешь легенду об их противостоянии, да? Там, недалеко, верхняя агора[13], а внизу – роскошнейшая, выстроенная на века стоа[14], меж колонн которой более полумили. Представь только Квинт, более полумили простирается мраморная дорога к Асклепиону! Тому самому святилищу, что так поменял мою судьбу…

— Все это Акрополь. Мой Акрополь… – Гален мечтательно откинулся на спинку скамьи и, закинув руки за голову, улыбался. Его лицо светилось счастьем и радостью вновь обретенного дома. – Храм Траяна, стоа, перестроенный Асклепион – знаешь, что это Квинт? – через некоторое время спросил Гален.

– Лучшие места Пергама? – беззаботно уточнил я, разглядывая строения на холме. Мне было радостно видеть своего учителя таким счастливым.

– Да, но не только, улыбнулся он. – Все это бессмертное наследство, оставленное мне отцом. Да-да! Греции, Риму и… мне!

***

Помимо всех архитектурных чудес, о которых рассказывал Гален, когда мы подъезжали – неожиданностью даже для него, не видевшего родной город почти десять лет, стал громадный амфитеатр[15], выстроенный за этот период и сейчас стремительно готовящийся к торжественному открытию. Рассчитанный на двадцать пять тысяч зрителей, жаждущих кровавых зрелищ и острых впечатлений, он был всего в половину меньше амфитеатра Флавия в Риме – крупнейшего их всех, что когда-либо возводила человеческая рука.

Пергам…Этот город оказался настоящей жемчужиной в гордой короне греческих полисов Малой Азии. Он раскинулся над равниной у реки Кайкус, в нескольких часах пути от моря. Над путаным лабиринтом улиц и рынков гордо возвышался скальный отрог акрополя. Эта, наиболее старая часть города, служила местом, где проживали самые знатные семьи, в том числе, конечно, и семья Галена.

Более ста двадцати тысяч греков, римлян и всевозможных иных подданых необъятной империи заселили склоны Пергама – жизнь здесь била ключом. Агора – городская площадь, сердце общества, кишела всяким людом, заставленная торговыми рядами булочников, мясников, красильщиков, кузнецов, гончаров и всех, кого себе можно вообразить.

После Александрии меня сложно было удивить шумом большого города, однако именно в Пергаме я ощутил особый уют. Стоило пройти к его противоположной стороне, как открывался величественный вид на реку, местами расширявшуюся и образовывавшую небольшие озерца, в которых виднелись редкие островки. С высоты Акрополя они казались спинами задремавших великанов, успевших зарасти мхом – такими крохотными были на них деревья.

Устроившись, с позволения Галена, в гостевом крыле его просторного дома на агоре, я целыми днями бродил по Пергаму, то вдыхая острый аромат пряностей на рыночной площади, то морщась от острого запаха мочи, неизбежно преследующего любое красильное производство и постирочные. Посетил библиотеку, которая хоть и была огромной, но здесь я, не без приятной гордости, ощутил александрийское превосходство. Особенно же мне понравились фонтаны, которые расхваливал и Гален. За сорок три мили из Сомы могучий акведук[16] приносил воду. Не жесткая, не мягкая – она была удивительно приятна на вкус и на многие часы утоляла жажду. Пить эту сладковатую воду в жару начинавшегося лета было особенно хорошо.

За несколько последующих недель Гален повидался со всеми, в чьих умах за долгие годы еще не стерлась память о нем. А таких оказалось немало.

Еще больше теплоты и уважения он встречал потому, конечно, что был сыном Элия Никона, прославившегося на весь Пергам как талантливый архитектор и один из главных создателей храма божественного Траяна. Город помнил и чтил заслуги Никона и, помимо золотого моста к жизни, полной свободы и лишенной необходимости думать о пропитании, Гален унаследовал от него репутацию, соответствовать которой, а тем более превзойти, казалось, делом чрезвычайно трудным, если вообще возможным.

Мой друг, впрочем, не испытывал на этот счет никаких сомнений и, едва не с первых дней, заявил, что наша главная и первостепенная задача теперь, отдохнув, завоевать репутацию самых искусных врачей Пергама. Лучший же способ обставить все таким образом, чтобы конкуренция разрешилась сама собой – завоевать уважение и место при наиболее могущественном и несметно богатом человеке всей Малой Азии. По счастливому стечению обстоятельств, он как раз сейчас в Пергаме исполняет свой государственный долг, назначая верховного жреца культа императора – радостно заявил Гален.

Подобные речи словно отсылали нас к детским фантазиям или мифологическим героям, сквозь народный эпос пробивающих себе путь к бессмертию и славе, так что я сперва не воспринял их вполне буквально. А зря!