Тень Галена

Алчный и осторожный вождь их племени увидел в нем, и паре других невезучих парнях, возможных конкурентов на свое первенство и отдал приказ лояльным себе бойцам оглушить и скрутить их. Едва они пришли в себя – дом был уже далеко, руки и ноги стянуты крепкими веревками. А на другой день свои же соотечественники уже продали их римским солдатам, как дешёвых рабов. Многие головы кружили легкость денег, которые можно было нажить на торговле человеческим товаром. Если же попутно можно было решить и другие проблемы – пространства для сомнений не оставалось вовсе.

Потом кандалы, за ними долгая, казавшаяся бесконечной дорога через разные города. Порт – вонючий темный трюм – слившиеся воедино дни и ночи, в голоде и грязи переполненных людьми клеток. Караваны жизней и судеб, равнодушно шествующие через всю империю. Киар болел, не всегда оставался в сознании, а потом, и сам уже не помнит как – оказался на руднике.

Мне, и, тем более, Галену, совсем не сложно было догадаться, что не стоит слишком усердствовать с расспросами раздавленного судьбой юноши. Так что мы вскоре оставили Киара в покое и предались собственным изысканиям.

Я подумал тогда, что уйдет, должно быть, немало времени, прежде чем кровоточащие раны на его душе зарубцуются и, пусть он оставался рабом – было ясно, что Киар осознавал смысл всего, что произошло с ним за последние недели. И то, что заносчивый богатый грек спас его от столь же незавидной, сколь и скорой смерти в шахте, было ясно его варварскому уму так же, как и любому другому.

Я, кажется, стал привыкать к воде все больше и, перегнувшись через борт, уже не звал Нептуна так часто, как раньше. Вдобавок, путь от Кипра до Лемноса оказался много длиннее всех преодоленных до того момента расстояний.

Миновав Родос, Кос и Лесбос, а также множество других островов, названия не всех из которых я удержал в памяти, следующие несколько недель мы провели в созерцании бесконечной синей глади, пенными барашками разбивающейся о киль.

В моменты вдохновения Гален записывал разные мысли и наблюдения, о медицине, конечно. Также он дал мне прочесть несколько своих работ, посвященных анатомии.

– Тебе все это в самом скором времени весьма пригодится – заговорщицки пообещал тогда он.

Взглянув на свиток с пугающе детальной зарисовкой, демонстрирующей внутренности вскрытой свиньи, мне едва не пришлось снова бежать к борту. Но мало-помалу, я начинал привыкать к экстравагантной откровенности анатомов, а мой дух, или что там в этом участвует, становился все закаленнее.

***

– Двадцать тысяч, да ты с ума сошел! Как мы сможем столько унести? – удивленно воскликнул я.

Гален снова удивлял подвигами состоятельности. И, похоже, не только меня – жрица Артемиды в Мирине, городке на западе острова, где мы причалили, была изумлена нисколько не меньше. «Врачебная алчность» моего учителя сулила оставить остров без печатей и младшие жрецы, кидая на нас пронзительные взгляды, казалось, засучили рукава, готовясь заняться своей грязной работой сразу, как назойливый покупатель оставит их в покое, скупив весь товар.

– Так это мне на всю жизнь… – невозмутимо и с улыбкой отвечал Гален.

Выглядело так, будто он собирается прожить, по меньшей мере, целый век. Вскоре двадцать тысяч печатей переместились на дно трюма, где уже покоилась разнообразная руда, щедро подаренная прокуратором Кипра. Медная, цинковая, какие-то цветные их соединения, а также кадмий и дифригий, способность которых останавливать кровь отметил Гален. Венчали всю эту гору россыпи сверкавших кристаллов, которые на прощание вручил вдребезги пьяный наместник. Он обнимал Галена, клялся в вечной дружбе и, хотя его манеры были грубы, а нрав жесток – прокуратор оказался человеком прямым, понятным и оттого не лишенным некоторой симпатичности.

От принятого на борт груза корабль, казалось, даже нарастил осадку и я, со всей деликатной вежливостью, предостерёг Галена от продолжения путешествия, ведь купи мы еще двадцать тысяч каких-нибудь плодов или пару сотен амфор особенно целебных масел – я не удивился бы, зачерпни наш корабль воду бортами.

Гален от души посмеялся и заверил, что теперь уж мы отправляемся в Пергам и, более того, прибудем туда уже на этой неделе. Если, конечно, Эол проявит к нам милость.

***

Пергам расположился милях в двадцати от побережья, где мы причалили. Едва мы сошли на берег и задолго до того, как город открылся перед нашими взорами, Гален уже вовсю суетился, то проверяя поклажу, то покрикивая на растерянно суетящихся вместе с ним Евсея с Полидором.

Когда весь внушительный багаж был, наконец, упакован и погружен – мы расселись в просторной раеде[12]. Эта крытая колесница, приводимая в движение силами четырёх лошадей, зашуршала железными колесами, вздымая пылевые бури. Гален несколько успокоился и, похоже, поймал поэтический лад.

Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который,