Тень Галена

Странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен, Многих людей города посетил и обычаи видел,

Много и сердцем скорбел на морях, о спасенье заботясь…

Гален одухотворённо цитировал Одиссею, выхватывая то один, то другой отрывок. Я с интересом слушал его, восхищаясь этой памятью, которая, словно бездонная амфора, могла вмещать в себя все новые знания, накопленные за прошлые века.

Рабы и Киар – кельтский юноша, кажется, не вполне разделяли наш энтузиазм к культурным изысканиям и широко зевали. Несмотря на тряску, дорога разморила их.

– Между прочим, я отдаю дань Гомеру совсем не случайно, Квинт – голос Галена вывел меня из задумчивости. – Легенды говорят, что Пергам был основан сыном Андромахи и Гелена – это был брат Гектора. Новорожденного назвали Пергамом, и почему же, как ты думаешь?

Я рассеянно пожал плечами.

– В память о Троянской войне, ведь в легендарной Трое так называлась главная цитадель. Ты не знал?

– Нет, не доводилось читать об этом. Удивлен, что город настолько древний – признался я честно, – зато я много слышал о пергамской библиотеке и ее схватках с александрийской, за первенство по числу книг.

– Да? И что же именно слышал? – Гален испытующе посмотрел и вооружился учительским тоном, словно принимал у меня экзамен. Мне кажется, он просто хотел занять время, чтобы отвлечься.

– Ну, я читал, что Птолемей восьмой, в те времена царь Египта, несколько веков назад приказал запретить вывозить папирус и строго следить, чтобы он ни при каких обстоятельствах не попал в Пергам. Тогда писать трактаты, способные сохранить ценный груз своего содержания, станет не на чем. А, следовательно, и библиотеку станет нечем пополнять...

– Да, примерно так все и было. Ну и что же? Удалось ему?

– Не то чтобы. Ученые мужи Пергама просто придумали на чем еще можно записывать тексты. Восковые таблички – недолговечны. Глина – неудобна, да и легко бьется. А вот высушенные кожи животных оказались кстати и назвались пергаментом. Я читал несколько таких книг, кодексов – правда они… – как бы это сказать – пованивают.

Гален улыбнулся, пожал плечами и просиял.

– Один римлянин, весьма известный, изрядно подпортил пергамскую коллекцию, в лучшие времена насчитывавшую тысяч двести свитков, а то и больше!

– Да, я слышал! – с улыбкой перебил я Галена – в Александрии эта история обросла легендами, порой весьма пикантными. Марк Антоний, любимец убитого Цезаря, приказал перевезти все самое ценное для его возлюбленной Клеопатры и, пожалуй, это еще довольно безобидный пример из длинного списка безумств их страсти.

Гален не ответил. Он с нетерпением поглядывал в оконные прорези. Раеда, проседая под тяжестью взваленной ноши, несла нас вдоль холмов, густо поросших кустарниками и невысокими деревьями. Все чаще на нашем пути попадались бредущие по дороге крестьяне. Наперевес с котомками, они брели под палящим солнцем в сторону города. То тут то там мы проезжали глинобитные хижины.

За очередным поворотом дороги, проложенной в обход основных неровностей и растительности, я увидел массивный холм, крутыми склонами поднимающийся вверх, казалось, на добрую милю.

На вершине его гордо возвышались стены, выложенные из каменных блоков. На разной высоте виднелись каменные постройки, а поверх всех, ослепительно сверкая в полуденном солнце, белели мраморные колонны роскошного храма. Словно нависая над обрывом, он торжественно встречал движущихся в сторону города путников, сходу демонстрируя как богатство города, так и невероятную искусность его мастеров.

– Вон там! Видишь? – Гален указывал пальцам на те же блестящие колонны, – храм, посвященный божественному Траяну, законченный при Адриане. Том самом императоре Адриане, что даровал моему отцу римское гражданство. И этот храм... Самый роскошный в нашем городе! Намного больше, чем храм имперского культа! Коринфский стиль – шесть колонн по коротким и девять по длинным сторонам – истинная ода симметрии, само воплощение гармонии – возбуждение Галена становилось все заметнее.

Я несколько раз видел его в такой экзальтации, но разве что когда он выступал на публичных анатомических демонстрациях.

– Я знаю всякий узор, каждую неровность на поверхности его стен. Эти прожилки под идеально отполированными поверхностями мрамора…Теперь уже…да – ровно сорок лет минуло, с тех пор как грандиозные работы завершились его блестящим открытием. Там же, рядом, дворцовый комплекс, арсенал и библиотека – я все тебе покажу Квинт, быть может уже сегодня! Зачем откладывать!?