Тень Химавата

Ополченцы были одеты как попало. Те, у кого есть деньги, выделялись. Нагарики – богатые горожане – закрыли грудь и бедра длинной железной кольчугой, зажиточные крестьяне облачились в куртки из слоновьей или буйволовой кожи. Большинство бедняков, таких как Бхима, довольствовались грубой холстиной. Многие шли босиком.

Зато оружие пехотинцев отличалось разнообразием: бхиндипалы с длинной рукоятью и широким топором на верхушке, трезубцы, копья с наконечниками на обоих концах, палицы, мечи, топоры, дротики…

Лучники с гор Виндхья, вооруженные длинными, в рост человека, кармуками из пальмового дерева или бамбуковыми кодандами с пеньковой тетивой, вышагивали отдельным отрядом. Без щитов, зато у каждого имелся внушительный колчан со стрелами из бамбука, тростника, тиковых щепок.

Мало кто одел шлем – и жарко, и неудобно: свагамы закрывали голову от палящего солнца тюрбанами или головными повязками, перехваченными поперек лба веревкой…

На закате войско разбило лагерь на берегу Махи. Невдалеке догорал подожженный ассакенами мост. Утром над рекой разнесся стук топоров и визг пил – саперы валили деревья для новой переправы.

Военачальники приступили к перегруппировке армии на патти – смешанные подразделения из десятка копейщиков, одного слона с лучниками и трех всадников.

В каждую патти назначили паттипалу[125]. Объяснили задачу: пехотинцы должны в бою оберегать своего слона и лучников, всадники – противостоять кавалерии неприятеля.

Бойцы принялись знакомиться друг с другом.

В центре лагеря установили высокий шест, на котором развевалось знамя Сатаваханов – алое полотнище с изображением бога солнца Сурьи. Интенданты выдали солдатам и офицерам жалованье за прошедший месяц, а также за месяц вперед. Сотники еще раз повторили с паттипалами основы боевого построения, после чего раздали вымпелы и раковины.

Мантики[126] долго сидели у реки, наблюдая за полетом птиц и прислушиваясь к вою шакалов на другом берегу. Наконец один из них прибежал к шатру махасенапати с радостным известием: да, боги благословляют завтрашний поход.

Пурохиты[127] развернули походные алтари, чтобы воодушевить воинов на смерть во имя махараджи и богов.

В эту ночь женщинам было запрещено находиться в лагере. Слуги покинули хозяев, отправившись в обоз. Армия андхров готовилась вступить на вражескую территорию.

2

Гатаспа вел подопечных на брахмодью[128].

Когда Иешуа спросил его, в какое место они идут, тот ответил коротко: «Будубурские пещеры». Спустившись в долину, троица двинулась в противоположную от города сторону. Белоснежные дворцы, ступы и храмы остались на равнине. Вскоре путников окружил густой лес. Пашупат уверенно шел по тропинке, раздвигая висевшие над головой лианы.

Впереди показалась сильно обмелевшая Дамра Нала. Чуть выше по течению река сжималась сопками. Скалистые берега, поросшие исполинскими баньянами, обрывались на высоте в несколько луков[129].

Кручи соединял висячий мост из сплетенных корней – корявых, перекрученных, покрытых мхом и лишайником, к которому вели вырубленные в граните ступени.

Поднявшись по противоположному склону, путники вышли на обширное плато, бугрившееся валунами и горбатыми складками черного базальта. Среди кочек пушистого мятлика зеленели заросли полыни и кусты барбариса с молодыми желтоватыми побегами.

В одной из каменных морщин зияла прямоугольная ниша с дверным проемом. Иешуа внимательно рассмотрел барельеф над входом: слоны идут друг за другом, держась хоботом за хвост, над ними беснуются пляшущие обезьяны.

Иудей нырнул под козырек. Впереди замаячил свет битумного факела. Звуки шагов гулко отдавались под сферическими сводами, отражаясь от толщи стен.

Гатаспа шел уверенно, чувствовалось, что бывал здесь не раз.

– Эти пещеры вырубили адживики? – обратился к нему Иешуа, узнавший авторов барельефа по сюжету.

– Да… Давно, очень давно – лет двести назад, еще при Маурьях. Дашаратха, внук царя Ашоки, аджвиков привечал, дарил им пещеры, помогал благоустроить…

Эхо голосов заметалось в пещере словно перепуганная птица.

– Адживики – это те самые шраманы[130], которые восстали против брахманов? – спросил друга Аполлоний.

– Да, это было мирное восстание, – ответил Иешуа, знакомый с бытом адживиков не понаслышке. – Последователи Макхали Госалы протестовали против порядков, которые насаждают арии: деление общества на варны, имущественное и земельное неравенство, жестокое обращения с нагами. Они ведут странный образ жизни – не моются, справляют нужду где попало, едят только растительную пищу… Чувство стыда им неведомо. Именно у них джайны-дигамбары переняли обет наготы. Адживики – убежденные фаталисты, потому что считают, будто сансара[131] рано или поздно прекращается сама собой, без какого-либо влияния человека на свое будущее… Поэтому отрицают карму. А раз ее не существует, значит, неважно, есть у тебя пороки или нет, потакаешь ты им или борешься с ними. За это они и получили прозвище «ниятивадины», то есть «приспособленцы». Их еще Будда критиковал..

– Одобряют злодеяния? – спросил Аполлоний с осуждением в голосе.