Тень Химавата

– Я много думал над этим, – сказал Иешуа. – «Сияющая колесница» – это скорее всего красивое сравнение. Похоже, что здесь речь идет о солнечном боге бхаратов. Но о каком? В разное время это были Варуна, Сурья, Вишну, Савитар… Кроме того, по тексту этот бог – надзиратель. Но за кем или за чем?

Гурий сосредоточенно хмурился.

Затем начал размышлять вслух:

– Варуна считается охранителем риты – мирового порядка, истины, правильного пути… Сурья устанавливает границы явлений… Вишну следит за правильным проведением жертвоприношений. К тому же он изображается в виде птицы, а не человека, управляющего повозкой… Вот! Савитар надзирает за действиями других богов, чтобы в награду за соблюдение риты даровать им бессмертие…

Иешуа хлопнул себя по лбу.

– Конечно, Савитар, ведь его золотая колесница запряжена двумя рыжими конями, то есть золотыми. Сурья надзирает за вселенной, но его колесницу везут семь коней. Савитар облачен в золотые одежды, значит, и он, и кони, и колесница «сияют»! – довольно заключил он.

Потом продолжил:

– Колесница Савитара летит на запад, потому что он олицетворяет солнце. А что у нас на западе Бхаратаварши?

Иешуа замолчал, с прищуром глядя на сокамерника.

– Вообще-то горы Шломо, но там нет никаких долин, одни ущелья… А еще ниже – море.

– Если смотреть выше?

Гурий ахнул:

– Гандхара и Кашмир!

Иешуа радостно закивал головой. Тогда сокамерник взял у него из рук пластину. Еще раз прочитал текст – и его лицо просветлело.

– Я знаю, где это место, – уверенно заявил он. – «Владыка холода» – это прозвище Химавата, отца Умы, в теле которой возродилась Парвати, одна из жен Шивы. Он считается хозяином неприступных снежных гор, окружающих Кашмир… Когда-то Кашмирская долина была дном огромного озера. По легенде, его осушил риши Кашьяпа, проделав в хребте Каджнаг проход, через который воды озера устремились в Гандхару. Так возникла река Гидасп[209], мы ее называем «Вет».

– Точно! – воскликнул Иешуа. – Я вспомнил… Гатаспа про Кашьяпу рассказывал: он считается внуком Брахмы. – И тут же заторопил Гурия: – Давай подумай, где может находиться гора Нево.

Кашмирец оторопело посмотрел на него.

– А чего тут думать… Я родился в деревне Набудаал, что на местном наречии означает «гора Нево».

Иешуа повернулся к Аполлонию, который, отчаявшись разобраться в беседе сокамерников, погрузился в дрему. Начал трясти его за плечи.

– Эй! Нам надо отсюда выбираться. Слышишь?

Утреннюю тишину разорвал звук шагов в коридоре. К камере приближались несколько человек. Послышался скрежет ключа в замочной скважине. Душитель перестал храпеть. Узники повернули лица к двери.

3

Закончился прохладный период васанта[210], наступил сезон гришма – «время пота». Порывы горячего ветра лу из-за Химавата проносились по Гандхаре, оставляя на выгоревшей траве и кустах бурый налет. Тики сбросили листья, зато зацвели вечнозеленые кукубхи и дерево дхак.

Полуденная жара стала почти невыносимой. В подернутом желтовато-красной мглой, безоблачном небе висел тусклый солнечный диск. Песчаные бури случались каждую неделю, и тогда Сиркап накрывался мутным колпаком.

Гермей осматривал город.

Стратеги не мешали ему замечаниями, пусть делает выводы сам. Вид крепостной стены сильно изменился. Она вся была в огромных вмятинах, от которых расходились трещины, – но стояла. Артиллеристы понимали, что несколькими прямыми попаданиями ее не разрушить. Разбитый во многих местах парапет саки заложили бревнами и мешками с землей и песком.

Над Сиркапом сгущались клубы гари, однако, он не потерял былой красоты: все так же сверкали позолотой храмы, белели дворцы в окружении кипарисов, разноцветными пятнами выделялись кварталы ремесленников…

Но при этом появилась новая деталь, которая портила вид своей зловещей уродливостью. Над зубцами высились кресты с распятыми горожанами, и даже на расстоянии было видно, что перед смертью их подвергли пыткам. Саки казнили заговорщиков.

– Так не пойдет… – задумчиво процедил Гермей. – Надо что-то делать.

Он обернулся к интенданту, бактрийцу родом из Андарабской долины.

– Сколько у нас зерна?

– На неделю, мы обшарили все села вокруг Сиркапа и Такшашилы, больше там ничего нет… Потом придется варить жмых и крапиву, собирать коренья в горах.

«Надеюсь, до варки сандалий дело не дойдет», – тоскливо подумал полемарх.

Он был сильно раздосадован, хотя старался не показывать вида. Осада города шла совсем не так, как ему хотелось. Греки штурмовали Сиркап раз за разом, но безуспешно, только теряли людей.

– Игемон, – подал голос Бассарей, – у нас много раненых, госпиталь забит под завязку. Для новой атаки понадобятся бинты, мази и тюфяки. Еще санитарки…

– Да бери из обоза сколько надо… там полно шлюх, пусть поработают руками, а не… – полемарх осекся, понимая, что грубость выдаст его раздражение, так недолго и лицо потерять перед офицерами.

– И еще, – эскулап сделал паузу, словно не решаясь сказать то, что собирался, – у меня лежат двое в жару и с язвами, не раненые, я не знаю, что это… Нельзя исключать Черную смерть. Нужно проверить всю армию. Заболевших изолировать, иначе… сами знаете.