Тень Химавата

– Спасибо, но теперь от тебя мало что зависит. Я приняла решение… Даже если ты снимешь осаду, саки продолжат издеваться над жителями города. Если не снимешь, будешь биться об стену раз за разом, то от твоей армии ничего не останется. Бассарей говорит, что скоро нам будет нечего есть, а среди гоплитов в любой момент может начаться мор… Нам надо уходить отсюда, иначе все погибнут – не от стрел саков, так от голода и болезней. А отец… Он воин, поймет.

– Ты не выйдешь из шатра!

– Я все рассказала Бассарею, он меня благословил. Завтра о моем плане узнают стратеги. Тебя не поймут, если, спасая меня, ты проиграешь войну.

Гермей разозлился. В конце концов он полемарх и в первую очередь обязан думать о том, как победить противника, сохранив свое войско. Если в тупиковой ситуации появилась хоть малейшая возможность – так тому и быть, потому что за его спиной тысячи жизней.

– Поступай как знаешь, – выдавил он из себя.

– Но ты должен отвести фалангу, иначе саки не откроют ворота.

– Хорошо, я отдам приказ.

Рывком поднявшись, Гермей вышел из шатра. Не о чем больше говорить!

Утром вновь ударили барабаны. Армия, построившись в боевой порядок, на этот раз медленно двинулась прочь от города. К полудню о том, что здесь стоял военный лагерь, говорил лишь мусор, пни срубленных деревьев да ставшие бесхозными туры и апроши.

Саки сопровождали отступление греков воплями радости со стен. Над башнями взвились разноцветные вымпелы, а воины бросали в воздух кулахи. Первым делом они затащили внутрь таран и засыпали землей апроши вокруг крепостной стены. Остаток дня посвятили празднику, во время которого, опившись иппакой[211], устроили резню: врывались в дома горожан, насиловали женщин и убивали тех, кто оказывал сопротивление. На парапете выросли новые кресты с распятыми мучениками. Оккупанты чувствовали безнаказанность, считая, что греки уже не вернутся.

Еще через несколько дней к Северным воротам приблизились всадники, размахивая в знак мирных намерений белым флагом. Прибывших провели к сатрапу, который с радостью узнал среди них дочь самого Хумана.

Ей был оказан царский прием, а просьбы выполнялись с особым вниманием. Шейда пировала и веселилась, всем видом показывая, что довольна гостеприимством Раджувулы.

Под утро он отправился спать.

4

Вината с Каллиопой сидели на корточках в чулане садовника.

Они шептались, то и дело выглядывая за приоткрытую дверь, чтобы не пропустить момент, когда появится кто-то посторонний. Подруги уединились вдали от остальных наложниц, сославшись на просьбу садовника разобрать и просушить покрывала для роз, припасенные на случай града. Старик и Каллиопа ладили, поэтому она попросила его дать ей возможность поговорить с Винатой без свидетелей.

– Я глазам своим не поверила, – взволнованно рассказывала брахманка. – Он в красной одежде, как кшатрий… Усы напомажены, кожа лоснится, словно ее намазали маслом, а между бровями золотая точка.

– Может, это не он? – недоверчиво спросила бактрийка.

Вината улыбнулась, подумав о чем-то своем, личном.

– Да нет, я его в любом наряде узнаю. Бхима…

– А рядом кто сидел?

– Тоже кшатрий. Бхима ему что-то сказал, тогда он повернулся и посмотрел на меня. Брови вздернуты, на лице недоумение… Правда, на меня все так смотрели. Я ведь грохнулась в обморок… как последняя дура.

Подруги прыснули, но тут же опомнились и зажали ладошкой рот.

– Это Ардохш о тебе заботится, Великая мать. Какая же ты счастливая! – Каллиопа любовалась раскрасневшимся от волнения лицом Винаты.

Та вдруг посерьезнела.

– А толку? Нет, я, конечно, очень рада, что он жив и здоров, иначе и быть не может. Но… – бхаратка замялась. – Я совсем запуталась. Мне теперь Пакору жалко. Он такой добрый, пальцем меня не тронул, все смотрит, словно что-то такое сказать хочет, отчего меня в сладкую дрожь бросит. Я это чувствую… Что мне делать?

На ее лицо набежала тень, в глазах появились слезы.

– Тут уж только сердце подскажет, – сказала Каллиопа, покачав головой. – Но тебе определяться нужно, потому что скоро переговоры закончатся, и послы разъедутся. Такой случай упускать нельзя… Хорошенько подумай, прежде чем принять решение.

Подруги еще немного поговорили, обсуждая дальнейшие действия, потом поднялись и приступили к работе…

В это время Бхима сидел в посольских покоях, обхватив руками подушку. С выражением отчаяния на лице прижимал ее к груди, словно это была не набитая лебединым пухом наволочка, а Вината.

Рядом полулежал малв, озадаченно подкидывая на ладони гранат. Друзья только что обсудили сложившуюся ситуацию. Гонд, еще недавно гордый тем, что Нала, отправившись на переговоры с ассакенами по приказу Пулумави, взял его с собой, утратил напускную величавость. Положение казалось ему безнадежным. Это было особенно неприятно на фоне успехов в переговорах с Гондофаром, так как царь пообещал не выдвигаться дальше Саураштры.