– Я чего-то не знаю? – угрожающе спросил он, в его глазах еще горела ярость схватки.
– Только благодаря ему я сейчас здесь, – с жаром сказала Вината. – Да, он хотел взять меня силой, но не стал. А я бы не смогла пережить бесчестье… Сделай это ради меня.
Ее глаза смотрели доверчиво, открыто, пронзительно.
Безумие отпустило гонда. Тяжело дыша, он отошел в сторону, глядя, как ассакен пытается встать на ноги.
Подошел садовник, протянул веревку.
– Свяжи его, иначе нам не уйти.
Вскоре в комнате остался лишь Пакора, которого Бхима усадил возле стены со связанными ногами, руками и кляпом во рту. Царевич смотрел в сторону двери, где только что скрылась Вината. Его глаза почернели от тоски.
Он опустил голову на грудь и тихо застонал.
Ключ со скрежетом провернулся в замке. Дверь распахнулась, после чего на пороге показался тюремщик. Еще несколько человек стояли за его спиной, скрытые темнотой коридора.
Шагнув в камеру, тюремщик рявкнул:
– Эй ты, тхаг, собирайся, пора присесть, справить нужду.
В коридоре раздался взрыв хохота.
– Я беру на себя первого, ты – второго, потом остальных… как получится, – шепнул Иешуа Аполлонию.
Бхарат не собирался подниматься. Тогда тюремщик пнул его ногой – безрезультатно. Он уже набрал в легкие побольше воздуха, чтобы заорать, как вдруг обмяк. Опустил плечи, безвольно вытянул руки вдоль туловища. Потоптавшись на месте, развернулся и не торопясь пошел к выходу. Товарищи молча посторонились, пропуская его в коридор.
– Ты чего? – удивленно сказал один из них.
Второй тюремщик с решительным видом втиснулся в проход. Он хмурился, явно хотел навести тут порядок. Но неожиданно остановился, почесал шею, зачем-то подошел к окну и посмотрел наружу, встав на цыпочки. Помахал рукой перед лицом, разгоняя пылевую взвесь. После этого тоже направился к двери.
Душитель сел, уперев руки в пол. Он не понимал, что происходит. Ему хотелось, чтобы его выволокли из камеры за ноги, потому что грубое обращение усилит его страдания, а это именно то, что нужно Бхавани. Отнимая чужую жизнь, тхаг доказывает богине свое презрение к бренности существования… Кому-то нужна его собственная жизнь? Да нате – забирайте! Только погрузившись в страдание, он обретет саттву – состояние счастья и спокойствия, а испустив дух на острие кола, станет бессмертным.
Третий тюремщик тряс товарищей по очереди за грудки. Потом ворвался в камеру, вытащив из ножен тальвару. Но тут же опустился на пол и зачем-то принялся пить затхлую воду из миски. Прямо с головой ушел в это занятие, делал маленькие глотки, жмурился от удовольствия…
Иешуа с Аполлонием устало откинулись на стену. Обоих прошиб пот, силы почти оставили их. Затем Иешуа повернулся к Гурию, который сидел с круглыми от изумления глазами. Разум кашмирца отказывался принимать происходящее за чистую монету.
– Уходим, – тихо сказал Иешуа.
Он с усилием поднялся, следом встал бледный Аполлоний. Внезапно тхаг с мстительным выражением на лице бросился к тюремщику, сомкнул на его шее пальцы и начал душить. Тот выронил миску, попытался оторвать руки убийцы – куда там… Его лицо покраснело, он выпучил глаза.
– Тварь! – Гурий пяткой врезал тхагу по голове, да так что тот отлетел в сторону, выпустив жертву из рук.
Словно затравленный зверь душитель смотрел на иудея, потирая ушибленную скулу.
– Вставай и иди за нами, – тоном, не терпящим возражений, приказал ему Иешуа.
Тот молча повиновался. Все четверо вышли из камеры в коридор. Тюремщики тем временем улеглись рядом на прелой соломе, бряцая оружием о каменный пол. Затем как по команде повернулись лицом к стене и застыли.
Во дворе беглецов ждал сюрприз – казалось, мир потерял краски. Все вокруг: стены здания, лежащий столб с заостренным концом, виселица, даже фигура, которая торопливо пересекла двор, приобрели грязно-бурый цвет, а силуэты предметов казались размытыми.
До маленькой группы никому не было дела. Беглецы цепочкой двинулись к воротам, закрывая лицо рупаном, беспрепятственно вышли из тюрьмы и растворились в густом мареве…
К полудню ветер разогнал песчаный туман, небо прояснилось, в вышине снова заметались птицы. Беглецы сидели у костра на берегу Дамра Налы. Гурий осторожно переворачивал вертел, на котором жарился горный сурок. Аполлоний ел собранные в подол гиматия фиги, с интересом слушая только что начавшийся диалог между Иешуа и тхагом.
– Ты зачем людей убиваешь? – спросил Иешуа.
Душитель уставился на иудея, не понимая, к чему тот завел этот разговор.
– А тебе не все равно? Вокруг все друг друга убивают. Вон, смотри… Там сейчас такое творится.
Он указал рукой в сторону Сиркапа. Над городом поднимались клубы черного дыма. Слышался шум сражения.
– Это не одно и то же, – возразил иудей. – Есть, конечно, на войне звери вроде тебя… Но в основном солдаты идут на смерть не по своей воле. И убивают по необходимости – каждый борется за свою жизнь. А вы убиваете исподтишка, сзади, раскрутив в воздухе скрученный жгутом платок с камнем на конце.