Тень Химавата

Он замолчал, потому что члены военного совета прекрасно понимали, к каким последствиям может привести мор в войске, привязанном к одному месту, без возможности помыться в бане, без лекарств и еды.

Гермей предложил стратегам высказаться. По традиции первым заговорил Зенон, правая рука полемарха.

– Игемон, мы пришли сюда, чтобы взять крепость… Мы не можем уйти, бросив братьев, – он указал рукой на стену. – Каждый труп – на нашей совести. Если длительная осада нам не по зубам, то я за решительный штурм.

Полемарх посмотрел на Менелая. Тот кивнул в сторону кучи камней.

– Здесь полно снарядов. Если надо, срою всю гору до основания, но буду стрелять столько, сколько потребуется, пока не развалю стену… Дай мне неделю, и гоплиты войдут в брешь, которую пробьют машины. Я тоже за штурм!

Настала очередь Эрнака. Тот выглядел смущенным.

– У меня мало работы… Конницей крепость не возьмешь, а выходить за ворота саки не хотят. Так что вряд ли мое слово сейчас имеет вес. По мне, так схватка в чистом поле лучше сомнительного ожидания у стены. Но я выполню любой твой приказ.

Последним взял слово кариец.

Хищно улыбнувшись, сказал:

– Наемникам хорошо платят… Где и как резать саков, нам без разницы.

– Хорошо, – зло рубанул Гермей. – Вечером я сообщу вам мое решение.

Ответы стратегов не внесли ясность в его мысли. Двое однозначно высказались за штурм, а двое предпочли спрятаться за обтекаемыми фразами. Он понял, что решение придется принимать самому…

Вернувшись в шатер, Гермей швырнул портупею в угол и в отчаянии бросился на тюфяк. Глядя в потолок, он мучительно думал о том, что до конца этой шахматной партии еще очень далеко. В Хайберском ущелье удача улыбнулась ему, но там можно было заранее построить план сражения, продумать маневры на несколько шагов вперед, использовать местность и подходящее время суток. Сейчас осада проходила в томительном ожидании ошибки врага, которую тот может и не совершить. Что тогда?

Внезапно в шатре появилась Шейда. Лишь мельком взглянув на Гермея, она отправилась за ширму, чтобы переодеться. Теперь у нее был свой отгороженный занавеской угол, где хранились личные вещи – одежда, а также зеркальце и гребень, подаренные гречанками из госпиталя. Еще фигурка Анахиты.

Вскоре она подсела к македонянину. После того, как Шейда начала работать в госпитале, ей показалось, что он стал с ней мягче, а иногда она ловила на себе его внимательный взгляд, от которого ее бросало в краску.

– Санитарки говорят, что ты провел военный совет, – вкрадчивым голосом сказала апаритка.

– Э-э-э… – раздраженно сказал Гермей. – Даже шлюхи об этом знают. Да, провел, и что толку? Каждый гнет в свою сторону, нет единства во мнениях.

Потом в сердцах выпалил:

– Эх! Был бы жив Деимах…

Устыдившись того, что показал слабость перед апариткой, он отвернулся к стене, давая понять – хочу побыть один.

– Послушай, – Шейда тронула его за плечо словно друга, а не командира вражеской армии, который держит ее в плену.

Это еще что за вольность! Гермей удивленно повернулся к ней лицом.

– Если Раджувула умрет, саки оставят город?

– Не знаю, – с сомнением протянул македонянин.

Потом принялся рассуждать:

– Сюда их привел он. Чтобы выбрать нового сатрапа, номархам придется вернуться в Матхуру, главную ставку. Захочет ли новый сатрап снова идти в Гандхару, это вопрос.

Шейда кивнула, словно ждала именно такого ответа.

– Раджувула заключил с отцом военный союз, поэтому ко мне, его дочери, он отнесется с должным почтением. Я смогу беспрепятственно попасть в крепость. Скажу, что ты меня преследовал, я еле ушла, а теперь хочу спрятаться.

– Что дальше? – Гермей не понимал, к чему она клонит.

Лицо апаритки стало строгим, а голос окреп.

– Я убью его!

Македонянин растерялся. Ни с того ни с сего апаритка вдруг превратилась в союзницу греков и врага саков.

– Зачем тебе это? – удивленно спросил он.

– Хочу остановить резню… Я раньше видела умирающих апаритов, но одно дело смерть в родном селении, когда вокруг тебя близкие, а другое дело – умереть от ран среди сотен таких же несчастных, в страданиях, не успев попрощаться с семьей, вдали от дома… Я насмотрелась в госпитале.

– Ты погибнешь!

– Это неважно, зато многие останутся жить. Новый штурм принесет лишь новые трупы и раненых.

Гермей молча смотрел на Шейду. Кто мог ожидать героизма от этого хрупкого создания? Откуда в ней такая решимость, желание пожертвовать собой ради других? Даже не соплеменников, а чужих людей – греков, бактрийцев, саков…

Он не знал, что сказать. Кто она ему? Пленница, оказавшаяся в лагере по воле случая. Если боги привели ее сюда, значит, так надо, значит, в этом ее предназначение. Она права, смерть Раджувулы изменит ход шахматной партии: шах погибнет от руки своего же ферзя…

– Я тебя не отпущу! – неожиданно выпалил он.

Чтобы не выглядеть глупо, попытался оправдаться:

– Что я скажу Хуману?

Взгляд Шейды стал ласковым.