Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя

Поляки, которые не могли и не захотели поднять оружие, тем не менее сочувствовали повстанцам. Владимир Спасович, профессор права в Петербургском университете, а затем очень известный и преуспевающий петербургский адвокат, публично осуждал восстание. Однако в его кабинете целая стена была увешана фотографиями польских повстанцев[771]. Так национальная принадлежность определяла мысли и чувства, а нередко и поступки множества этнических поляков.

«Украинская школа»

В начале XIX века, а возможно, и несколько раньше сложился миф о Вернигоре, козаке-полонофиле. Мусий Вернигора жил на Левобережье, то есть был подданным России, но совершил страшное преступление (убил собственных мать и брата), а потому бежал от суда в Польшу. Он мирил украинских селян с поляками, уговаривал их не ходить в гайдамаки, поддерживал Барскую конфедерацию. Но более всего Вернигора известен своими прорицаниями. Он предсказал Колиивщину (что было нетрудно, зная настроения гайдамаков и запорожцев), упадок Польши, разделы Речи Посполитой, Великую Французскую революцию, наполеоновские войны, новые войны турок и европейцев с москалями, которые окончатся возрождением Речи Посполитой и Украины. Судьбы той и другой фактически отождествляются. В конце концов турки и англичане завалят Днепр «московскими трупами», а Польша восстановится «в старых границах» (до 1772 года? до 1648 года?) при помощи турок и англичан. Москали же помирятся с поляками и станут им как братья[772].

Имя «Мусий Вернигора» встречается в «Энеиде» Котляревского. Если б это был тот самый Вернигора, о котором писали поляки, то Котляревскому принадлежало бы одно из самых первых (если не первое) собственно украинское свидетельство о существовании Вернигоры. Вернигора у Котляревского мучается в пекле, то есть в аду, что не удивительно. И как убийца, и как прорицатель (наверняка связанный с нечистой силой), и как враг России, он заслужил пекло – автор «Энеиды» был украинцем, лояльным Российской империи[773]. Но вот Степан Павлович Стеблин-Каменский, первый биограф Котляревского, хорошо знавший своего героя (отец Степана Павловича дружил с Иваном Петровичем), утверждал, будто Мусий Вернигора всего лишь «действительно существовавшее в Полтаве лицо, кажется сапожник Котляревского»[774]. Никакого отношения к мифическому козаку-полонофилу и прорицателю он не имеет.

Поляки писали о Вернигоре намного больше. Мифический козак стал заглавным героем ранней поэмы Северина Гощинского. Появляется Вернигора и у Юлиуша Словацкого на страницах «Серебряного сна Саломеи».

В общем, пророчества Вернигоры из тех, что составляются post factum. Большая часть сведений об этих «пророчествах» появились уже после наполеоновских войн, а самое «надежное» свидетельство, что Вернигора все-таки жил, принадлежит Михаилу Чайковскому. Будто бы дед писателя лично знал козака Вернигору и даже был его приятелем. Не вызывает доверия и публикация самих предсказаний. Профессор Виленского университета Йоахим Лелевель издал в 1830 году пророчества Вернигоры, извлеченные будто бы из дневника бывшего корсуньского старосты Суходольского, который якобы присутствовал при смерти Вернигоры (в 1769 или в 1770 году). Но подлинность этого дневника сомнительна. Между предполагаемой смертью Вернигоры и этой публикацией прошло больше шестидесяти лет, а Йоахим Лелевель был не только выдающимся польским историком, но и польским патриотом, участником восстания 1830–1831-го. Он даже входил в состав временного революционного правительства, где был «представителем крайней революционной партии»[775]. Именно ему принадлежит лозунг, который спустя тридцать лет возродит Александр Герцен: «За вашу и нашу свободу»[776]. Лелевель был заинтересован в появлении такого источника, как «пророчества» Вернигоры.

Содержание пророчеств указывает на время их составления. Большинство из них, очевидно, относятся к периоду между Венским конгрессом 1814–1815-го и 1830 годом. Вероятнее всего, 1829-й – начало 1830-го. Это годы окончания русско-турецкой войны (в тексте упоминаются поражения турок) и канун польского восстания.

В мифе о Вернигоре, как в зеркале, отражается важнейшая идея, которая станет основой «украинской школы» в польской литературе: украинцы и поляки – народы одной земли, одного государства. Они связаны общностью исторической судьбы.

Польские националисты видели возрожденную Польшу непременно в границах Речи Посполитой. Украина (Малороссия) для поляков тех времен – родная земля, где живут уже много поколений польских шляхтичей. Они называли эту страну «молочною и медовою землею»[777], но ценили не только за плодородие почвы, мягкий климат и обилие солнечных дней. С Украиной было связано несколько веков истории Польши, причем веков – славных, отмеченных рыцарским героизмом и военными победами, о которых охотно стали вспоминать в годы поражений, гибели государства, национального унижения.