Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя

Но что же за «хохлачка» Александра Россети, если среди ее предков малороссиян не было вовсе? Отцом Александры был генуэзец Иосиф Россети, который какое-то время жил в Швейцарии[1532], а затем во Франции, где служил принцу Нассау-Зигену. В 1787 году принц поступил на русскую службу, вместе с ним поступил на русскую службу и Россети. Но пути их разошлись. Во время русско-шведской войны принц командовал русской гребной флотилией на Балтике и погубил много русских моряков в несчастном для России втором сражении у Свенкзунда (1790). Россети же воевал на юге, под командованием князя Потемкина брал Очаков, под командованием графа Суворова – Измаил.

Россети остался в России до 1797 года и вышел в отставку в чине капитан-лейтенанта. В указе об отставке о нем говорится следующее: «Иосиф Иванов сын Россети в службу вступил из швейцарской нации»[1533].

Позднее появится версия благородного французского происхождения фамилии Россети/Россет, которые будто бы связаны с графами Россет. Эта аристократическая фамилия лишились земель и состояния в годы Великой Французской революции. Но во всех ранних документах фамилия звучит именно как «Россети», а не «Россет». Историк литературы Павел Евгеньевич Рейнбот даже нашел, что в поздней копии одного формулярного списка буква «и» исправлена другими чернилами на «ъ». Видимо, исправивший букву желал, чтобы Россети из худородных швейцарско-итальянских эмигрантов сделались французскими аристократами[1534].

В 1802 году Россети вернулся на русскую службу. А в 1803-м новым градоначальником Одессы стал герцог (дюк) Ришелье. Он и пригласил Россети занять должность начальника одесского карантина. Герцог писал фамилию своего подчиненного таким образом: Rosetti[1535]. Женой Россети (Росетти), человека уже немолодого, стала шестнадцатилетняя обрусевшая немка Надежда Ивановна Лорер. У них родились дочь и четверо сыновей. Когда девочке еще не исполнилось и пяти лет, в Одессе вспыхнула эпидемия чумы. Одно из самых первых детских воспоминаний Александры Осиповны будет связано с ужасом перед этой древней, загадочной, неизлечимой болезнью: «Мы сидели у окна и считали страшные дроги, на которых везли трупы чумных. Колодники в засмоленных рубахах шли рядом, гремя цепями, под конвоем солдат с ружьями»[1536]. От чумы умер и Осип Иванович, оставив дочери девять пудов серебра, хутор, дом на Дерибасовской, бриллианты и жемчуга. Некоторое время после смерти отца семья прожила на Дерибасовской, потом – на хуторе Адамовка, а после того, как Надежда Ивановна неожиданно быстро вышла замуж за полковника Арнольди, маленькую Александру отвезли в Грамаклею (Громоклею), херсонское имение бабушки. С этого времени и начинается история ее «малороссийской», «хохлацкой» идентичности.

Бабушка, Екатерина Евсеевна Лорер, урожденная княжна Цицианова, также не имела украинских корней. Но Грамаклея, как мы помним, принадлежала к тому украинизированному миру Новороссии, что создан был украинскими крестьянами, переселившимися из собственно малороссийских земель на богатые новороссийские черноземы.

Барский дом, выкрашенный желтой краской, отличался от малороссийских хат размерами и роскошной обстановкой. Там были «хорошие клавикорды» и турецкий диван, мебель красного дерева и дорогие в то время зеркала[1537]. Зато пол был земляным, обмазанным желтой, подкрашенной глиной, совсем на малороссийский вкус. Напротив была большая белёная хата – здание почтовой станции, которую содержала бабушка.

В своих воспоминаниях Смирнова-Россет описывает, как селяне «вечеряли» галушками и мамалыгой[1538], «к светлому воскресению пекли пасху, что по-русски кулич», «а писанки были гораздо милее красных яиц. Их крестьянские девушки окрашивали зеленой краской и делали на них красные глазки с белой каймой»[1539].

Малороссийская бытовая культура оказывала свое влияние на вкусы и привычки даже тех помещиков, что не имели украинских корней. Господам прислуживали малороссиянки – Гапка и ее дочь Приська. Обед готовила кухарка Солоха. Не удивительно, что и в господском доме подавали борщ, вареники, коржики. Александра Осиповна с детства привыкла видеть именно украинский крестьянский быт и полюбила украинскую кухню.

Детство в Грамаклее было, несомненно, одним из лучших периодов ее жизни до поступления во фрейлины и начала службы при дворе.

В прошлом осталась Одесса, где была чума, где погиб отец. В будущем – странствия по гарнизонам с нелюбимым отчимом, которого она и много лет спустя величала «хромым чёртом» (у полковника не было ноги). В одиннадцать лет Александру отдадут в Екатерининский институт (училище св. Екатерины). Быт этого заведения был довольно суровым. Барышни умывались ледяной водой, которая зимой замерзала так, что приходилось раскалывать ледяную корку.