Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя

Литература открыла русский пейзаж намного раньше. Действие «Записок охотника» происходит приблизительно в тех же местах, которые не раз проезжал Гоголь, возвращаясь на Украину. Юго-запад Великороссии, который экономисты, лишенные исторической памяти, назовут впоследствии Центрально-черноземным районом. «Виды известные», скорее всего, Гоголь находил именно здесь: в Орловской, или в Курской, или в Тульской губернии. Через эти губернии пролегал тот самый «шлях на Московщину», который недобрым словом поминал и Тарас Шевченко[1559].

Шлях на Московщину.
Далекий шлях, пани-брати,
Знаю його, знаю!
Аж на серці похолоне,
Як його згадаю[1560]

.

…в Москву дорога.

Ой, далекая дорога!
Мне она известна.
Только вспомню да припомню —
Сердцу станет тесно.

(Перевод М. Исаковского

)[1561]

Шевченко смотрит на эту дорогу со страхом и ненавистью, Гоголь – со скукой, презрением, грустью, быть может, и с жалостью. Но русский барин, даже долгие годы проживший за границей, видит совсем иначе и природу, и деревни, сёла, и крестьянские избы, и усадьбы небогатых помещиков, и уездные города.

«Верст десять пробирались вы по проселочным дорогам – вот, наконец, большая. Мимо бесконечных обозов, мимо постоялых двориков с шипящим самоваром под навесом, раскрытыми настежь воротами и колодезем, от одного села до другого, через необозримые поля, вдоль зеленых конопляников, долго, долго едете вы. Сороки перелетают с ракиты на ракиту; бабы, с длинными граблями в руках, бредут в поле <…> Вот уездный городок с деревянными кривыми домишками, бесконечными заборами, купеческими необитаемыми каменными строениями, старинным мостом над глубоким оврагом…»[1562]

Но прервем цитату, хотя в доказательство можно было бы перепечатать весь очерк «Лес и степь» или напомнить читателю описание березовой рощи из «Свидания» или заката из «Бежина луга», когда «алое сиянье стоит недолгое время над потемневшей землей, и, тихо мигая, как бережно несомая свечка, затеплится на нем вечерняя звезда»[1563]. Обратим внимание: перед нами всё те же «известные виды», о которых писал Гоголь, которые и знать не хотел Шевченко. Но совершенно другая оптика наблюдателя: там чужак-украинец смотрел на чужую природу чужой ему страны. Здесь русский смотрит на родную землю, любуется красотой родной стороны.

Гоголь, гений изобразительности, мог бы описать русский пейзаж так же прекрасно, как описывал украинский, но глаз его скользит по чужим избам, чужим лесам, чужим деревьям, не замечая красоты. Разве что сад Плюшкина прекрасен «в своем картинном запустении». Но и эта величественная картина навеяна воспоминаниями о другом, вовсе не русском, а именно малороссийском саде в родной Васильевке. Это там соединились вместе природа и искусство, это там по «труду человека» прошла «окончательным резцом своим природа»[1564]. Гости, приезжавшие в родное имение Гоголей и впервые видевшие сад, разбитый Василием Афанасьевичем, украшенный Николаем Васильевичем и его сестрами, часто вспоминали именно сад Плюшкина.

В. Чаговец, «На родине Гоголя»: «При взгляде на широкие кленовые листья вспоминается характерное сравнение, данное им нашим поэтом: лапы-листы… Вообще весь сад и парк, при приближении к нему со стороны Полтавы, представляет ту картину, которая так художественно набросана нашим поэтом в “Мертвых душах”. Этот сад Плюшкина “с трепетнолистными куполами” в особенности красив в осеннее время <…> Что под впечатлением этого сада Гоголь описывает старый, заглохший сад Плюшкина, можно убедиться из того, что многие еще помнят ту старую березу, лишенную верхушки, белый колоссальный ствол которой, по словам самого поэта, подымался из зеленой гущи, как правильная мраморная сверкающая колонна, которая составляла украшение Плюшкинского сада. Еще Кулиш видел эту березу…»[1565]

Так что красота и поэзия пришли в «кацапию» из Гетманщины. Мог ли увидеть Гоголь именно русскую, великороссийскую красоту? Ему нравилась природа Калужской губернии, но тут была совершенно особая причина: он гостил там у Смирновой-Россет…

В 1849-м году Николай Васильевич впервые приехал на Бегичев хутор, богатое, ухоженное имение Смирновых, жил некоторое время и в загородном доме, который в народе называли «губернаторской дачей». В 1850-м Гоголь, человек не просто глубоко религиозный, но в последние годы жизни совершенно погрузившийся в религию, посетил в той же Калужской губернии знаменитую Оптину пустынь, что тоже должно было воздействовать на его чувства особым образом. Но и здесь, под Калугой, Гоголь искал знакомые, близкие приметы своей родины и вроде бы находил. Живописные наряды местных крестьян «смутно напоминали ему родную Украину»[1566], а крестьянки Бегичева хутора казались Гоголю похожими на итальянок[1567].

Европейская Малороссия