Мягко облегающий костюм убийцы не содержал никаких приметных или блестящих деталей… за исключением одной. С левого плеча стекал нарочито неаккуратно нашитый золотой маршальский эполет с подбоем! Ювелир с удивлением воззрился на этот знак различия, явно украшавший прежде чей-то воинский мундир, – единственный элемент, который мешал убийце быть полностью незаметной.
Себастьян не особенно разбирался в подобных вещах, однако, судя по внешнему виду эполета, когда-то он принадлежал маршалу Аманиты, причем официальной, а не частной армии. В столице любили пышность и роскошь, и эта любовь находила отражение во всех областях жизни, в том числе и военной.
Военные Ледума были намного скромнее – их всегда можно было узнать по чёрному полю эполет с золотыми для высшего состава или строгими серебряными окантовками.
Эполет же Маршала был донельзя пафосным, он весь словно состоял из чистого золота. Поле из золототканного галуна фасонного переплетения украшала гербовая вышивка. Бахрому составляли свитые в два слоя жгутики глянцевой и матовой золотой волоки. Край эполета окантован золотом из гранёной канители. Золотые шнурки и шлёвка, которые должны были крепить эполет к мундиру, без дела болтались рядом, придавая всему костюму вид лёгкой небрежности.
Кто бы мог подумать, что Маршал склонна к такому откровенному позёрству. Однако, увидев настолько вызывающую, дерзкую уверенность в собственных силах, Себастьян невольно похолодел. Человек, так легко относящийся к смерти, более того, считавший её чем-то забавным, инстинктивно внушал страх.
Конечно, и Себастьян был способен на убийство. Но он всегда убивал в изменённом состоянии сознания и только в самом крайнем случае, когда другого выхода просто не оставалось. Для Маршала же смерть являлась неотъемлемой частью жизни, столь же естественной, как и сама жизнь. Может быть, даже более естественной… Для ювелира это было непонятно и чуждо.
Он вдруг вспомнил о древней секте, в былые времена достигшей небывалых высот в шпионаже и тайных убийствах. Из-за малочисленности и режима жёсткой секретности искусство, ревностно хранимое адептами, как утверждали, было навеки потеряно. Однако в этот миг ювелир осознал: Маршал – не просто убийца, отнимающая жизни ради того, чтобы заработать на кусок хлеба. В мировоззрении её было нечто большее, имеющее философскую подоплёку.
Обручённая со смертью, она шла Путем Безмолвия.
Размышляя об увиденном, Себастьян не сразу обратил внимание, что конечности онемели и потеряли чувствительность. Холодная волна продолжала распространяться по телу. Ювелир немедленно сообразил, что парализовало его вовсе не от ужаса. Причиной внезапного ступора наверняка было действие неких минералов, истолчённых в порошок и смешанных с порохом.
Найдя взглядом упавшие неподалёку специфические удлинённые пули, Себастьян убедился в своей догадке. Ранение позволило ввести порошки прямо в кровь, которая уже разносит их по всему организму. Похоже, Маршал основательно подготовилась к встрече с ним: простое пулевое ранение не могло столь серьезно вывести из строя сильфа. А вот смесь вишнёво-красного гематита, голубого жемчуга и густо-синего с золотыми точками лазурита, напоминавшего звёзды на ярком небе, – могла. Вполне.
Смешанные в особой пропорции, они приводили к замедлению движения крови, приостановлению всех процессов жизнедеятельности и, в больших дозах, к летаргическому сну. Обычный человек уже валялся бы здесь без сознания, холодный, как труп. Да и его самого это ждёт с минуты на минуту.
Хотя лицо Маршала было надёжно скрыто тёмной материей, а ледяные глаза взирали привычно бесстрастно, Себастьян готов был поспорить, что его персональный демон улыбается.
– Потрясающий бой, Серафим, – скупо похвалила женщина, однако из её уст это много значило. – Да, да, по-настоящему красивый. Я многое видела в жизни, но твоё мастерство поразило меня до глубины души: ты был великолепен. Возможно, ты лучший, но, увы, таким, как ты, здесь и не место, и не время. Ты болен принципами и, что ещё хуже, идеалами. В Ледуме это заболевание смертельно.
– Возможно. Но, кажется, вдобавок оно ещё и заразно, – невесело усмехнулся Серафим. – Иначе почему ты до сих медлишь вместо того, чтобы покончить со мной?
– Вовсе не поэтому. – Убийца отрицательно качнула головой. – Я люблю убивать, это правда. Но я чувствую, что твоя смерть не принесёт мне ни удовольствия, ни удовлетворения. Возможно, это эгоистично, но я ставлю собственные желания выше интересов клиентов, если они пересекаются. В чём-то мы схожи с тобой, Серафим, мы сражаемся на одной стороне баррикад, которые негласно делят наш мир. Я не хочу, чтобы имеющие власть заставляли таких, как мы, убивать друг друга. Если это случится, бунтари и несчастные свободолюбивые бродяги обречены. Без них будет очень печально.