Тень в море

– Так это был наш любимый папа. Отдыхал там со своей шалавой. А я плыл к нему с надеждой, что он увидит нас и пожалеет о своем решении. Я ведь стоял и плакал тогда, но ты этого не видел.

Я присел. Вспомнил, как видел влюбленную пару. Брат еще сказал с улыбкой, что море является пристанищем не только моряков, но и влюбленных. Как же тяжело было заставить себя улыбаться в ту минуту. Он защитил меня от правды. Принял весь удар на себя, а я лишь сделал ему больнее.

– Может, выпьем? – спросил я.

– А что еще нам остается? – ответил он.

Мы напились и всю ночь сидели на кухне. Поговорили о многом, но не затронули тему с отцом. Так брат захотел. Он не пошел на работу, и мы проспали до обеда. За чаем он все же сказал:

– Я не виню тебя, Матрос. Я же сам не хотел, чтобы ты вырос, ненавидя его. А сейчас заставляю тебя. Это я должен просить прощения. Еще вчера наговорил многого. Я даже не подумал, что ты, может быть, хочешь иметь отца, ведь в отличие от меня, ты его толком не знал. Я провел с ним много времени, помнил все, что было и поэтому его предательство ранило меня больнее, а ты тогда был слишком мал.

– Нет, ты прав, Сахи, – ответил я.

– Я ночью думал об этом. Ты тут не причем. Это наше с ним дело. Если хочешь проводить с ним время, я не обижусь. Не надо ничего отвечать. Просто, если что, приглядывай за ним. Не дай ему обидеть маму.

Я промолчал. Вернулся домой чуть позже. Думал о нашем разговоре. Брат поступил благородно, пожертвовав своими чувствами ради меня. Я должен сделать то же самое ради него. Должен отказаться от Молли.

Отца я снова избегал. Не смог простить за то, что он сделал брату. Мы знали, что папа ушел к другой женщине, но так разбить все надежды брата перед его глазами, наверное, худшее, что мог бы отец сделать для сына. Я не смог ничего высказать папе и просто перестал с ним разговаривать.

В руке платочек, надпись “никогда”

С тех пор я боролся между здравым смыслом и пагубным не только для меня, но и для всех нас троих, чувством. Зимними вечерами я пересматривал видео с Молли. Бывало, не спал ночами. Близился новый год. Я хотел подарить ей что-нибудь в память о моей любви. Оставил все попытки увидеться с ней и не мешал ее отношениям с братом. Это и есть благородство, которым наделен Сахи.

Я смонтировал фильм, положил диск в конверт и наполнил его лилиями.

Фильм начинался из нарезок с ее участием. В основном состоял из видео, где она танцевала. Вставил запись со своим голосом:

“Этот фильм о девушке из моего прошлого, которая всегда веселая и жизнерадостная. Я не видел ее в плохом настроении. Она часто совершала легкомысленные поступки. Могла петь и танцевать посреди дня у всех на виду, и ее не волновало, что о ней подумают другие. Она читала мне стихи Ахматовой в пустом зале библиотеки, и мне казалось, посвящала их мне. Голос у нее нежный, и мне бы хотелось слушать его до конца своих дней. Она любит лилии, и каждый раз, когда мы обменивались книгами, клала по лепестку между страницами для меня, которые я собирал и хранил. И прочитав какой-нибудь роман, она могла неделями переживать за героев и не притрагиваться к другой книге, называя это предательством. Она умеет делать то, что ей нравится, и никогда не делает то, что ей не по душе. Такая искренняя и чистая. И поэтому я знал, что со мной ей хорошо и не задавал никаких вопросов”.

Я отредактировал видео, где мы танцевали на вечеринке:

“Я держал ее нежные руки. Ее тонкие пальцы слегка вздрагивали при прикосновении. Внешне она походила на цыганку с черными глазами и длинными темнейшими волосами. Но глаза у нее всегда искрятся жизнью. Если тьма когда-либо способна излучать надежду, то это ее глаза. Нос с горбинкой одна из ее изюминок, которой она гордится. Когда кто-то шутил над ее носом, она смеялась и добавляла что-то от себя, и я удивлялся ее смелости. Она говорила, что именно недостатки делают нас особенными. Улыбается она от всей души. Губы нежные, цвета спелой вишни, слегка потрескавшиеся. В ту ночь я осознал, что влюблен в нее.

Я смотрел на нее и понимал всю тяжесть сердечных мук, о чем писали поэты.

– Одну тебя в неверном вижу сне, – будто мое состояние описывал сам Пушкин.

– Глупое сердце, не бейся! – кричал я себе словами Есенина.

– Как нравится тебе моя любовь,

Как в сторону я снова отхожу,

Как нравится печаль моя и боль,

Всех дней моих, покуда я дышу.

Так что еще, так что мне целовать,

Как одному на свете танцевать,

Как хорошо плясать тебе уже,

Покуда слезы плещутся в душе.

Все мальчиком по жизни, все юнцом.

С разбитым жизнерадостным лицом,

Ты кружишься сквозь лучшие года,