Тень жары

Добралась я без приключений; свернула в знакомый переулок, остановилась метрах в десяти от нужного подъезда, заглушила двигатель; сидела, наблюдала за процедурой выноса тела.

Из машины как раз выгружали полыхающее матом существо. Веса в этой тетке было килограммов сто, зато пьяной ярости — все двести; итого — триста килограммов вдребезги налакавшейся женщины.

Я выждала минут десять и поплелась к двери. За дверью ждет меня привычное развитие сюжета: щуплая девчушка в милицейской форме, в лучшем случае, меня успокоит: "Здесь она!" Если — "Нет, не поступала!", значит, Алка распласталась где-то на асфальте.

По счастью, она оказалась здесь; у меня отлегло от сердца. Койки в заведении без пуховых перин, но все удобней, чем асфальт.

В полутемном коридоре стояла, подперев стену, женщина с жестко очерченным лицом и воспаленными глазами… Это врач.

Здешнему медику профессиональное образование, конечно, не противопоказано, но, думаю, оно существенной роли не играет: что бы в этом скорбном заведении успешно трудиться, нужно, скорее, закончить цирковое училище по классу дрессировки животных, причем хищных животных — иначе ты рискуешь в первое же дежурство быть покусанным и расцарапанным до смерти: баба в состоянии пьяной оглушки десятикратно опаснее поддавшего мужика.

– Мы больше не будем, — извинилась я. — Я с машиной…

Женщина равнодушно пожала плечами и обменялась взглядами с девочкой в форме, та махнула рукой. Вообще-то до утра тревожить клиентов не положено; с другой стороны, с утра у персонала начинается страшная морока; барышни продирают глаза и закатывают страшные скандалы.

Мы прошли в спальные, так сказать, апартаменты. Гладкие, облитые кафельной плиткой стены — если с горя вздумается на такую стену полезть, то ничего у тебя не выйдет. Ряды коек. Светло, как в раю, свет никому не мешает — клиентки слишком погружены в себя… Запах пота, перегара, храп.

Клиенток что-то мало, всего четверо; Алка лежала с краю, у холодной стены. Я едва ее растолкала. Алка смотрела на меня, не мигая, и вряд ли узнавала. "Иди на х…" — очень внятно, качественно произнесла Алка; именно таким голосом стройная, как колонна, дама объявляет в Большом зале Консерватории очередной номер программы. Я надавала ей по щекам, Алка застонала, села на койке; минуты две ей потребовалось, чтобы: а) оценить качество бликующих от яркого света стен; б) найти и осознать себя в этой прохладной обстановке; в) вписать меня в свои, явно страшно запуганные, представления о времени и залитом кафелем пространстве.

– Палочки-выручалочки, Алка… Ты попалась… Я тебя застукала.

С великими трудами нам удалось отволочь ее в машину и загрузить на заднее сидение. Я вернулась — заплатить штраф.

У выхода меня остановила доктор. На вид ей было лет сорок. У нее были роскошные седые — явно не по возрасту — волосы и удивительно красивые (такие я встречала только на картинках) черные брови — сочетание тонов придавало ее внешности то особое качество, которое я бы определила, как "добротность" или даже лучше—"породистость".

Не понимаю, как это люди с такими прекрасными лицами могут работать в подобных заведениях.

– Кто она? — спросила доктор, вынимая из сине-белой с золотистым тиснением пачки сигарету; я невольно поймала взглядом этот жест, и милейший Сергей Сергеевич Корсаков опять навалился на меня со своим синдромом…

ТАМ, ГДЕ КИПИТ НАСТОЯЩАЯ ЖИЗНЬ,

ГДЕ ЕСТЬ РАДОСТЬ ПОБЕД,

ТЫ ВСЕГДА ВСТРЕТИШЬ "РОТМЭНС"!

…извинившись, я жалобным голосом попросила закурить; доктор протянула мне пачку. Я с наслаждением затянулась. Кто Алка такая? Вопрос… Строго говоря, она актриса, во всяком случае, диплом ГИТИСа у нее где-то дома валяется. В последние годы было кочевание по каким-то студиям, которые росли, как грибы после дождя. Большинство из них, насколько я понимаю, теперь подохли от безденежья (эх, нам бы теперь те "три копейки с рубля", что отчисляли злокозненные коммунисты на культуру!)… Словом, теперь Алка развлекает по телефону онанистов — имея классическое театральное образование, это нетрудно.

– Значит, еще одна, — откликнулась доктор. — А звание у нее есть? Заслуженная? Народная?

– Как вам не стыдно, доктор, какие уж тут шутки.

– А я, милая моя, вполне серьезно, — она приподняла свои изумительные породистые брови. — У нас тут почему-то очень много актрис бывает… — она умолкла, разминая в пальцах вертикально — свечкой — поставленную сигарету и разглядывая завивающийся в спираль дымок. — В последнее время все чаще привозят интеллигентных людей. Странно.

Она распустила пальцы; благородный "Ротмэнс" солдатиком нырнул в российскую лужу и возмущенно зашипел.

– Хотя… — раздумчиво произнесла она, — ничего странного. Ровным счетом ничего.

5