Вэл задержала дыхание. В повисшем вокруг плотном, ощутимом почти физически полумраке она почувствовала, как напрягся темный зверь. Дернулось треугольное ухо, коснулся мокрым мазком кожи холодный нос.
— Ра, — разлепив сухие ноющие губы, тихо произнесла Вэл, лаская пальцами густую шерсть, — я всегда буду рядом с тобой. Я больше не уйду. Никогда.
Она замолчала, ощущая, как словно сжалось сильное тело под пальцами, как сбилось горячее, опаляющее шею дыхание.
Не соврала ни слова.
Не нужна ей была свобода с того самого момента, как высокий незнакомец в черном прижал ее своим телом к стволу дерева, закрывая от неведомого монстра.
И за что она боролась все эти годы? Что она искала в самой себе, не в силах принять простую истину — ее прошлую, ту, кем она была когда-то давно, больше не существовало. Черный пес забрал ее навсегда. Спрятал под густым мехом цвета ночного неба.
И извечная борьба оказалась бессмысленной, обернувшись щемящей и тоскливой пустотой.
— Я поддержу тебя во всем, что бы ты ни задумал, — прошептала Вэл. Сердце заколотилось, как попавший в силки испуганный заяц, но страха и в помине не было. Лишь уверенность. — Даже если ты прольешь по улицам этого города реки крови — я буду рядом. И если ты попросишь убивать для тебя — я это сделаю. Я все сделаю для тебя, мой Первый.
Она замолчала, прикрывая веки, и дрожащей, ослабевшей рукой провела вверх по большой мохнатой голове, касаясь мягких ушей.
Совсем не ждала ответа, а потому едва заметно дрогнула, когда, опаляя дыханием щеку, зазвучал негромкий рычащий голос.
— Не имеет значения… — глухо сказал Раза, — что ты ко мне чувствуешь. Люби кого угодно, но… будь моей.
Вэл застонала, сжимая черную шкуру, заскулила, запрокидывая голову, кусая губы.
Она захотела сказать так много, задыхаясь от нахлынувшей беспощадной боли. И промолчала.
Что бы она ни пыталась выразить, объяснить: о любви или ненависти, о сумасшедшем безумии, которое правило ими обоими, — это ничего не могло поменять. Эти пресные чувства показались бесцветными, потерявшими свою силу.
Они стали просто словами, набором звуков без смысла.
Потому что было что-то много большее, чем горячее признание любовников или сжигающее чувство неприятия. Потому что жизнь не состояла из одной лишь любви или ненависти.
Вэл могла бы рассказать Раза о верности. О том, как сомневалась и искала, как мучилась, обманувшись, и как была сильна и неистребима боль от разбитых надежд. Могла рассказать о том, какова затаенная горечь предательства на вкус.
Вэл почти желала поведать Раза о том, что берегла в самом сердце, спрятав глубоко, не позволяя распуститься и опутать податливую, бьющуюся в рваном ритме плоть. Она хотела поведать ему о несбывшихся надеждах, о наказании, которое будет преследовать их обоих до конца жизни. Об их детях, которым не суждено родиться.
Она хотела бы попробовать объяснить ему, как тяжело прятать от самой себя настоящие чувства, поддерживать их, не смея изничтожить, но и не позволяя им овладеть собой.
А еще она хотела, — понимая, что никогда не сделает этого, — рассказать о том, что иногда кожаный шнурок может быть прочнее драгоценного металла.
И что в этом мире под синим небом ничто не происходит без причины. И привязанность человеческая многогранна, сверкая подобно драгоценному камню.
Она могла озвучить вслух, что не мыслит себя без него. Что готова землю грызть ради своего вожака, лишь бы вожак этот верил ей. Беззаветно и непоколебимо.
Много всего. И лишь один взгляд, стальной, — скользнувший по лицу взгляд зверя, — смял и выбросил все мысли прочь.
Вэл пошатнулась, чувствуя, как слабеет под коленями, когда мягкий язык провел по ключицам длинную дорожку. Долгим, горячим прикосновением. Нереальным. Ненормальным.
Восхитительным.
Вэл потеряла голову, одуревшая, забывшая все, что крутилось в голове, все невысказанные слова и возражения. Она подставила шею под волнующие прикосновения влажного языка, чувствуя холодящий кожу след там, где зверь вылизывал ее.
Мохнатые пальцы сжали бедро, горячее дыхание окатило щеку, коснулось виска, всколыхнуло волосы на затылке.
Баргест вжал ее в себя одним резким движением, надавливая на поясницу, опускаясь широкой лапой ниже, трогая ягодицы, сжимая их крепко, причиняя боль.
Вэл застонала, запрокидывая голову, сжатая объятиями. Она попыталась сделать вдох и засипела, упираясь ладонью в широкую грудь. Тепло языка опустилось по шее, по плечу, ниже, еще ниже.
Вэл тут же охнула, когда зверь навалился на нее, придавливая голой спиной к холодному камню стены.
Быстро сглотнула, чувствуя сухость в горле. Под прикрытыми веками разлилась блаженная темнота, а тело сладостно заныло, купаясь в желании.
Она закрутила головой, едва не ударяясь затылком, кусая губы, облизывая их лихорадочно. Песок под ногами показался ледяным, ссыпался песчинками, ступня оцарапалась о какой-то мелкий камушек, но Вэл почти не обратила на это внимания.
Только потянулась вперед, губами желая отыскать мокрый рот.
Совершенно не думая, кто перед ней — зверь или человек. И раздосадованно замерла, почти завыв от разочарования.