Тендеренда-фантаст

На смарагдовом лугу: содомыльный червь колеблется, взнузданный. Его всадник падает с него и раздаёт нотные пульты смеха. Он садится в качели утра-вечера, колышется, раскачивается и прыгает на тот свет.

Тут являются козёл с флейтой, козёл с пудрой и козёл с тюльпаном, вытянув шеи. Тут на заднем плане стоит вольер для птиц. В нём сидит петух кадудер и взбивает в пену звёзды.

Говорит господин Гольдкопф удивлённо: «Тюльпан – садовый цветок, красивый, но без запаха. На адской машине не сваришь кофе».

Говорит госпожа Гольдкопф: «In gremio matris sedet sapientia patris[73]. Так-то вот с тюльпаном. В земле у него луковица. Посему он луковое растение».

Говорит господин Гольдкопф: «Эпилептики падают здесь с деревьев. Голубой свист мощного сифона заманивает. Образ санта-сакральной Троицы пылает над деревом смыслов. Не удивляет ли вас, госпожа Гольдкопф, высокое ребячество всего происходящего?»

Говорит госпожа Гольдкопф: «О, Вы с Вашими штурмующими мир мыслями! Мы танцующие существа в торчащих головных уборах. Мы боремся за трезвость. Поистине тщетно. Кто о ком хоть что-то знает?»

И господин Гольдкопф: «Однако помните: Самбуко[74]? Пять домов на зелёной стене. Земля, на которой Вы тут стоите: треугольный осколок стекла в космосе. Коко, зелёный бог, заколдовал нас».

И госпожа Гольдкопф: «Коко – это наш сын? Почему Вы хотите играть мировую скорбь? Ваша дистанция и меланхолия, Ваш не по годам развитой ум и опыт: вы только подумайте! Уста, чело и глазные впадины засыпаны шафраном. Чего Вы стенаете?»

Строфа

Коко, зелёный бог, когда-то кружил на воле

Над базарной площадью в царстве Самбуко.

Тут его поймали и посадили за решётку из грубой проволоки.

И кормили его помадой и нижними юбками старых баб.

Он не отвечал на язвительные вопросы о его самочувствии.

Он больше не предсказывал судьбы ближнего и дальнего миров.

Печально и одиноко он сидел на своём деревянном колу.

Плоды его времени больше не развивались.

Не пронизывало больше мир фиолетовое биенье его крыл.

Лик его стал походить на сморщенную рожу старой госпожи Совы,

И он вёл абсолютно логичное существование, полное застоя.

Потрясённый ночью безумием, внушённым ему звёздами,

Он отомстил за себя, заколдовав тех, кто попался ему под руку.

Антистрофа

Взывающий к небу свет, озари его!

Солнце смерти, вспучь головы грязных людей бумбу, которые его поймали.

Играйте баллады на всех губных гармониках нового времени.

Готовьте для него умягчённые улицы, когда он вернётся.

Двенадцать знаков Зодиака пусть живут его славой.

Обербонзе можно в награду провести ночь у своей невестки.

Люди и звери сбросят одежду телес и страданий,

Когда он вернётся из плена кривоногих разбойников.

Его мать за него ушла на талоны на том и на этом свете.

Его отец взвешивал за него на ладони злые умы.

Он нас отверг и составил живые картины из наших мучений.

Он нас избавит от колдовства, которое держит нас в одержимости.

Госпожа Гольдкопф: «Да будет так».

Господин Гольдкопф: «Когда Метатрон[75] с топотом проскачет по небосводу».

Госпожа Гольдкопф: «Он схватит Землю за четыре конца и вытряхнет из неё безбожных».

Господин Гольдкопф: «Успокойтесь, мадам, если я могу просить об этом. Давайте сядем на цветного осла и не спеша поскачем вниз над пропастью».

Госпожа Гольдкопф: «Погодите момент, будьте так любезны. Чтобы я схватила щипцами для угля солнце, эту гнойную язву, и показала ему дорогу».

Chorus Seraphicus[76]

Всё полное, цельное здесь исполняется

В пляске смертельной[77] к сравненью стремится

Чему нет названия в мире – случается

Порочность лишь яркостью света лучится

Дополнение Молящийся пёс [78]

«Это всё ничто, – сказала госпожа Музыкон. – А вот были ли вы в Теотокопули[79]? Видали ли молящегося пса?»

«Нет, – сказал Зиб, Лимонная голова, и, крякнув, ударил себя по животу, – мы там не были».

«Благодарите Бога», – сказала Музыкон и указала волшебной палочкой на картинку номер три.

Оттуда выступили сиамские близнецы, уселись на стул и взяли в руки полумесяц.

«Да вытяните же, ради Бога, у Изольды Курц[80] меч из меж-ножен, – вскричал Хитигульпа, человек-змея. – Это же ужасно! Ведь дама задохнётся!»

Было решено отправиться в Теотокопули. Музыкон поедала луну и туман. Её успокаивали наложением рук. Млеко-Млеко дала подоить свои белые красивые ладони.

«Шибко шанго, – сказал по дороге Зиб. – Слово было первым правительством[81]».

Он надеялся вызвать дебаты, но никто на это не поддался. Язык Хитигульпы превратился в лассо. Он гонял им вольно бегающих вокруг цирковых лошадок. Фридолин (которого вы ещё совсем не знаете, господа) отлавливал кого-нибудь из голубых волшебных драконов, которые роились над ними, и дивился их плохому стулу.