Тенеловы. Сердце ночи

Нотан поднял кинжал – на него реквизит не действовал, так как он был в своем теле – и положил в рюкзак, к банке с фантомом. После меня и Марка в полубессознательном состоянии поволокли на улицу, а оттуда – к темно-синей «Газели», похожей на маршрутку, и затолкали в пустой холодный кузов. За неимением сидений я, подогнув под себя ноги, устроилась на полу. Марка усадили напротив. Он постепенно приходил в себя, но пообщаться в присутствии двух громил мы не могли, поэтому лишь обменялись подбадривающими улыбками.

Третий громила занял место водителя, а Нотан сел рядом с ним. «Газель», чуть забуксовав в снегу, тронулась с места. В кузове не было окон, и я не могла определить, куда нас везут, а попробовав считать повороты, быстро сбилась. В фильмах герои справляются с этим на раз. Надо меньше смотреть телевизор, там показывают сплошные выдумки.

Не зная, чем себя занять, я прислонилась затылком к стене кузова и прикрыла глаза. «Газель» трясло, но качка по-своему успокаивала, и уж точно отвлекала от мыслей. Когда стучишься затылком обо что-то твердое, сложно размышлять над своей незавидной судьбой.

Нотан заговорил со мной:

– Нечего волноваться. С тобой просто хотят поговорить.

– После разговора вы меня отпустите? – спросила я.

Он замялся.

– Так я и думала. Что вы будете со мной делать? Посадите в клетку или сразу убьете?

– Убийство – варварство, – Нотан вздернул подбородок. – Мы подобным не занимаемся.

–А как насчет восстания? – не поверила я. – Разве это не массовое убийство?

– Восстание – вынужденная мера. У нас нет выбора. Мы боремся за выживание, отстаиваем свои взгляды, для нас это вопрос жизни и смерти.

Меня не тронула пламенная речь Нотана, но я отметила, что он свято верит в сказанное. Чтобы ни толкнуло отступников на протест, они будут биться до конца.

Я освежила в памяти лекцию королевы о причинах восстания. Кажется, она упоминала свободу.

– Вы хотите освободиться? Но от чего?

– Представь, что с рождения тебе дают установку: ты станешь тем-то и тем-то. Например, у механика родился сын. Отец мечтает, что передаст ему семейное дело, что тот пойдет по его стопам, но мальчик хочет быть пианистом или продавцом мороженого, да кем угодно, только не механиком. Но ему четко дают понять: выбор сделан, ты ничего не изменишь. И вот ты учишься на механика, а после всю жизнь занимаешься ненавистным делом и умираешь глубоко несчастным человеком, так и не совершив ничего из того, что тебе хотелось бы.

– Печальная история, – признала я.

– А вот еще одна не менее трагичная судьба. Появляется на свет ребенок с задатками ученого. Он прекрасно разбирается, скажем, в химии. Он мог бы сделать много замечательных открытий, – горечь в голосе Нотана позволила мне заподозрить, что он говорит не о потенциальном ребенке, а о себе. – Мог бы изобрести лекарство от смертельной болезни или создать удобрение, которое бы раз и навсегда покончило с голодом, но у него нет денег на учебу. Он вынужден заниматься насущными проблемами, зарабатывать, чтобы прокормить родителей и младших братьев.

– Что мешает ему совместить учебу и работу? У нас многие так делают.

– Ему мешают обстоятельства. Как только у него появляется надежда, кто-то тут же ее отбирает. Молодой человек мечется, он не понимает, почему у него ничего не выходит. Ведь он старается, старается, как может. А потом он узнает, что человек, с которым он неразрывно связан нитями судьбы, совершенно ничего не понимает в химии. Он лентяй и дурак. И нашему любителю химии никогда не воплотить свою мечту, потому что, хочет того или нет, он отражает жизнь другого человека. При всем желании ему не подняться выше определенного уровня. Копии глупого человека никогда не стать ученым.

– В этом есть что-то неправильное, – сказала я.

– Не говори так, – возмутился Марк. Будь у него возможность, он бы зажал мне рот ладонью, до того его испугали мои слова. – Так заведено испокон веков: люди живут, мы отражаем. Прочее – ересь.

Я вздрогнула, пораженная фанатичным огнем в глазах Марка.

– Хорошо тебе рассуждать, – усмехнулся Нотан. – Тебе повезло родиться принцем. А что делать тем, кто менее удачлив?

– С достоинством принять свое предназначение.

– Ну, уж нет, – фыркнул громила напротив меня. – Фатализм – не наша религия. Это королева и ее приспешники согласны жить по чужому сценарию, а мы хотим управлять своими судьбами.

– Приехали, – сказал водитель.

«Газель» сбавила ход. Я вытянула шею, но в поле моего зрения попали лишь бетонные перекрытия – мы въезжали на крытую парковку.

Покружив в поисках свободного места, мы припарковались. Выходя из «Газели», я занервничала.

– Разве вы не должны надеть нам на головы мешки? – спросила я у Нотана.

– Зачем?

– Чтобы мы не знали, куда нас ведут и в случае чего не рассказали, где ваше логово, – я не произнесла этого вслух, но про себя подумала: когда не завязывают глаза, как правило, не оставляют в живых.

– Это ни к чему, – ответил Нотан, подтвердив мои опасения.

Глава 24. Человек и копия