Теневая Черта. Звездные ловцы. Звездный Рубеж

— Не будем ссориться, Томми. Останемся друзьями. Кстати, о друзьях — Патрика убили на прошлой неделе. Он вышел из дому после захода солнца. Такое горе… Никто не может понять, зачем он это сделал.

— Патрик?

— Рыжий парень, с которым вы дружили, пока ты… не завербовался. Кажется, его фамилия была Медич. Он жил с матерью.

Перчевский не помнил никакого Патрика — рыжего, Медича или какого-либо другого.

Он стал здесь чужим. Исчезли даже воспоминания. И сам он тоже изменился. Мальчишка, который жил с этой женщиной, умер. Он был самозванцем, выдававшим себя за ее сына.

Она отважно вела свою игру, пытаясь быть его матерью. Он не сомневался, что сейчас она предпочла бы заняться чем-то другим. Она ведь ждала какого-то Гарольда?

Может, именно потому людей старались удержать от отъезда с планеты. Стоило ее покинуть, и они становились другими.

— Мама… — сдавленно проговорил он.

— Да?

— Я… я, пожалуй, пойду. Не знаю, что я ожидал найти, но оно не здесь. И это не ты. Вероятно, его вообще не существует. — Слова будто наступали друг другу на пятки. — Ты все равно мне не рада. Так что я лучше вернусь назад.

Ему показалось, что разочарование на ее лице сражается с облегчением.

— Там я ощущаю себя землянином, мама. Но не тогда, когда возвращаюсь сюда. Я это чувствую. Пожалуй, мне не стоит больше вспоминать о том, что здесь мой дом.

— Но это и есть твой дом.

— Нет. Больше нет. Это лишь мир, где я родился. И место, где я жил.

— А я — лишь кто-то из тех, кого ты тогда знал?

— Нет. Ты моя мама. И всегда ею будешь.

Наступила долгая тишина.

— Может, все же подумаешь насчет того, чтобы перебраться ко мне? — наконец сказал Перчевский.

— Я не смогу. Просто не смогу. Мое место здесь, и другой я никогда не буду. Хотя пользы от меня никакой.

— Мама… Тебе вовсе незачем тут стареть. У нас есть процедура омоложения…

— Вы что, раскрыли тайны лабораторий бессмертия? — с неподдельным интересом спросила она.

— Нет. Они исчезли навсегда. Эта процедура лишь восстанавливает тело, но она не в состоянии остановить распад нервной системы. Она существует уже несколько столетий.

— Как же вышло, что никто о ней не слышал?

— Здесь? На перенаселенной Земле, где каждый из кожи вон лезет, чтобы наделать побольше детей? Хотя некоторые, вероятно, знают. Некоторые, возможно, даже ею пользуются. Это не такая уж тайна. Но никто здесь и слушать не желает, что происходит за пределами планеты. Все участвуют в гигантском заговоре всеобщей слепоты.

— Это нечестно…

— Это моя Родина, и у меня, если пожелаю, есть полное право указать пальцем и назвать конкретные имена. Так ты полетишь со мной?

Снова вспомнилась Грета, и это сводило с ума.

— Нет.

— В таком случае я улетаю завтра утром. Нет никакого смысла и дальше ранить друг друга ножами любви.

— Как поэтично! — вздохнула она. — Томми, дорогой, пиши мне. Знаю, я почти никогда не отвечаю, но письма… Они помогают мне. Мне хотелось бы услышать о тех краях.

— Наверное, это в генах, — улыбнулся Перчевский. — Спасибо. Конечно, я буду писать. Для меня ты женщина номер один во всем мире.

13. Год 3048 Операция «Дракон»: «Данион»

— Алье! Алье! — пробормотал бен-Раби, возясь над сочленением с сорванной резьбой. — Хенс ильяс! Ильяс им гиало бар!

— Что это за хрень? — спросил Мыш.

— Стихи-нонсенс. Потти Уэлкин. Из «Теней в голубых владениях». Дальше там: «Нуне! Нуне! Скутаррак…»

— Никогда не слышал. Думаешь, надо нарезать новую резьбу?

— Давай поставим новый фланец. Он писал это в знак политического протеста. Не самая выдающаяся его вещь. Сатира на Конфедерацию. Этими стихами он продемонстрировал, как, по его мнению, звучат политические речи.

— И при чем это тут вообще?

— Просто именно так я себя сегодня чувствую. Будто стихи без смысла и рифмы, суть которых все пытаются понять. Включая меня самого. Так, готово. Что нам делать дальше?

Эми, стоявшая за спиной Мыша и не сводившая с него испытующего взгляда, сверилась с планшетом:

— Сломанный ниппель на линии подачи окислителя примерно в километре отсюда.

— Уф! — Бен-Раби бросил сумку с инструментами в электрокар и уселся, свесив ноги.

К нему присоединился Мыш. Эми рванула с места столь резко, что по всему кузову загрохотали запчасти. Она всю неделю злилась и ни с кем не разговаривала.

Столь же насторожен и неуверен был и сам Мойше. Он считал, что Эми расстроена из-за того, что он не попытался ее соблазнить.

Мыш три дня никак это не комментировал, но теперь прошептал:

— Что между вами стряслось?

— Ничего.

— Брось, Мойше. Я знаю тебя лучше, чем ты сам.

— В самом деле, ничего. В том-то и проблема. — Он пожал плечами и попытался сменить тему: — До сих пор не могу поверить, что мы внутри корабля. Такое чувство, будто мы снова в туннелях Лунного командования.

— Что ты хотел сказать тем стишком?

— То, что ты уже слышал. Люди пытаются меня понять. Чтобы иметь возможность меня использовать.

Корабль во многом напоминал Лунное командование с его длинными коридорами, соединявшими несколько зон, которым для функционирования требовалось большое пространство.

— Не понимаю, — сказал Мыш.