Тени Богов. Искупление

— Вот, — поднял Мабок из костра обуглившуюся ветвь. — Это судьба одной ветви. А теперь представь себе, что мы все в таком же костре, который пока еще невидим, но мы уже ощущаем, как занимаются жаром волосы на наших головах. Кто-то вспыхнет раньше, кто-то позже, но твой срок близок. Я это чувствую. Каждый из таких как я способен к чему-то особенному. Кто-то прорицает будущее, кто-то познает настоящее, кто-то овладевает тайнами стихий, а я угадываю людей. Я угадал тебя почти сорок лет назад, Торн. Но я все еще не знаю, как ты закончишь. Потому что это в твоей власти.

— Кто ты? — спросил Торн.

— Карбаф, — ответил Мабок. — Некогда слуга одного из тех полудемонов, что ныне являются людям в качестве жнецов. Тень таких, как Адна. Это ведь она убила твоего сына.

— Ты мог противостоять ей? — спросил Торн.

— Недолго, — признался Мабок. — Возможно, мгновение. Я могу только прятаться от таких как она. И пытаться прятать своих детей.

— Моего сына убили, приняв за твоего, — сказал Торн.

— Жизнь за жизнь, — произнес Мабок. — Будь я Адной или кем-то вроде нее, я мог бы сказать, что тебе пришлось заплатить за твою собственную жизнь, которую однажды или не однажды спас я. Но я не они. Поэтому могу только сожалеть и печалиться. Но не скрою, будь я рядом, Брет был бы обречен. Она бы убила меня и разглядела в моем отсвете моего сына. Но я опоздал без умысла. Так сложилось. Всегда все складывается так, как складывается.

— Зачем ты затеял этот разговор? — скрипнул зубами, скривился Торн.

— Я ухожу, — поднялся на ноги Мабок. — Моего сына может спасти только случай. Тот самый, который не спас твоего сына. Они, правители нынешнего Терминума, о которых ты можешь только догадываться, подчищают доставшееся им стадо перед бойней. Режут бодливых коров на подходе. Прости, это не мои мысли, и не мои слова. Если Брет пойдет со мной, ему верная гибель. Таких как он — убивают. Хотя он ничем не отличается от обычных людей. Так же, как и я сейчас. Разве только вкус человеческой плоти, которую я не пожирал, все еще стоит у меня в глотке, да проклятая память не дает ничего забыть из прежней жизни. Прежних жизней, если угодно. Но мой сын — просто человек. Он живет одну жизнь. Если меня убьют, мой сын сразу же станет заметен. Если убьют кого-то вроде меня, мой сын сразу же станет заметен. Поэтому, мне лучше уйти.

— Чтобы назавтра прийти к нам в новом теле? — поинтересовался Торн. — Кого ты выберешь на этот раз? Важного вельможу? Или же его богатую женушку?

— Предпочитаю не менять пол, — ответил Мабок. — Но Друером я стал потому, что некто Друер умирал в юности от горячки. Да что там, почти умер. И настоящий Друкет тоже был ранен в битве при Южных островах смертельно. Он ведь был обычным воином. Ты должен помнить ту битву. Тогда убитых бросали в каждую вторую ладью словно мешки. Друкет был одним из них. А Мабока не жалко. Только не думай, что я добряк и душка. И ты ведь не добряк и не душка. Я все помню, Торн. Все. Но ты всегда был лучшим. Оставайся им. Даже в таком горе. И береги дочь. Она великая ценность, Торн.

— Что нам делать? — крикнул Торн, когда Мабок обнял Брета и уже готов был скрыться среди деревьев.

— Идите в Опакум, — ответил Мабок. — Там все случится.

— Что случится? — не понял Торн.

— Неведомое, — ответил Мабок, обернулся, подозвал Скура, произнес ему несколько слов на ухо и исчез во мраке.

Брет сгорбился, опустился на землю, прислонился спиной к молодой сосне, щелкнул медальоном, несколько мгновений вглядывался в изображение собственной матери, ловя эмалью отсветы костра, затем закрыл глаза.

— Он забрал нож, — проговорил Брет, ни к кому не обращаясь. — Сказал, что я ним не справлюсь. И еще сказал, что мы можем увидеться, а можем и не увидеться больше. И еще… разное. Об амулетах, которыми можно укрыться. О манускриптах, которых я должен изучить. О моей матери… А мне нужно было совсем другое…

— Не могу представить, — подошел к Брету Хода и сел рядом. — Не могу представить, что бы я делал, если бы мой отец подошел ко мне в таком облике.

— У меня не было отца ни в каком облике, — мотнул головой Брет.

— Да я ничего, — примирительно буркнул Хода. — У Сопа отец добряк. Не черный, но тоже большой. Я гостил у него. Конечно, не говорил, что я принц. У него небольшой домишко в Йере. Надо будет как-нибудь наведаться… после всего.

— Ко мне наведайся, — попросил Брет. — Ты же никогда не бывал в трущобах Оды? Представляешь? Берег моря. Маленькие домишки. Пахнет рыбой, водорослями, гнилью. Но после бури — берег чистый. И волны накатываются на него словно жидкое стекло… Мой дед был стеклодувом. Одалское стекло лучшее в Беркане.

— Что он нашел в твоей матери? — спросил Хода.

Брет снял с шеи медальон, щелкнул им и протянул Ходе. Тот мгновение вглядывался, потом покачал головой:

— С ума сойти. И она не фрейлина королевского дома? Глаз не отвести.

— В жизни она еще лучше, — кивнул Брет, забирая медальон. — Даже теперь. О чем ты говорил с Мабоком?