Тени Богов. Искупление

— Ни о чем, — пожал плечами Хода. — Попросил дать мне подержать нож. Он тяжеловатый, конечно. Но отлично сбалансирован. Пожалуй, я смог бы его метнуть… Да и у тебя это получалось неплохо. Помнишь, я тебя учил?

— Меня и Флита, — прошептал Брет.

— Поспи, — посмотрел на Гледу Торн, и она вздрогнула, вновь разглядев пустоту у него в глазах. — Тебе нужно отдохнуть. Ты была умницей на мосту. Я горжусь тобой.

— Каким он был? — спросила Гледа.

— Кто? — не понял Торн.

— Друер, — ответила Гледа. — Ты уже как-то рассказывал про него, но теперь…

— Он был ниже меня ростом, чуть толстоват, и старше на двадцать лет, — ответил Торн.

— Не важно, как он выглядел, — нахмурилась Гледа. — Да и старше он был тебя не на двадцать лет. А на тысячу двадцать. А то и еще старше. Каким он был?

— Странным, — признался Торн. — Мне всегда казалось, что он все знал. Все и обо всем. И предвидел каждый наш шаг. Каждый. Но никогда не мешал нам ошибаться. Кроме того случая в Пепельной пустоши. А если подправлял что-то, то так, чтобы нам казалось, будто это результат наших усилий, догадок. Наших ума и смекалки. Я всегда хотел быть похожим на него. Но…

— Но? — нахмурилась Гледа.

— Но там, на севере, — с усилием продолжил Торн, — он спас мне жизнь. Твой дед попал в ловушку. Там, где Терминум заканчивается, стоит стена. Паллийцы называют ее туманной стеной или преградой богов. Они научились с ней управляться. Заливали кровью жертв имеющийся у них менгир, отчего стена отходила на время. А мы пытались спасти райдонских подданных, которых паллийцы увезли. Их всех убили, а когда мы пошли по следам убийц… Короче, твой дед оказался в пелене. В пелене, которая убивает всех. И я шагнул в нее, потому что подумал, ну как я приеду с вестью к твоей тогда еще будущей матери, что ее отец мертв? Это же невозможно… Ну и кроме всего прочего там уже прыгал от радости твой дядюшка, предвкушая вхождение в права наследства и всяческие унижения для нашей семьи.

— Но при чем тут Друер? — не поняла Гледа.

— Он тоже был в том походе, — объяснил Торн. — Ну и пошел в эту пелену за мной. Тесть не один был в пелене. Дозорные, что оказались рядом, разодрали себе глотки. Твой дед, наверное, мог бы сделать то же самое, но у него было и есть слабое сердце, которое унаследовала твоя мать, и он лишился чувств. Это его спасло. Это, а так же Друер, и я. Я поднял его, взвалил на плечо, и тут же бросил. В мгновение я обезумел. Считай, что почти обратился в зверя. Разве только когти у меня не выросли, и клыки не появились. Но я готов был броситься на кого-нибудь, и почти уже бросился на самого себя. Начал скрести когтями собственную глотку…

— Но ты же не разодрал ее? — прошептала Гледа.

— Не успел, — признался Торн. — Друер пробился ко мне через туман. И стал меня бить. Выбивать из меня эту дрянь. Он бил меня по щекам, по груди, сбил с ног и охаживал ногами, приговаривая, что если дрянь сильнее тебя, то ее нужно выбивать, не щадя. Я уже едва не терял сознание, когда почувствовал, что меня отпустило. Поднялся на ноги, и увидел страшное. На моих глазах Друер обращался в старика. Он ведь был тогда не очень стар, пожалуй, моложе меня нынешнего. Волосы его выпадали, ногти зеленели, кожа становилась серой и обвисала морщинами. Он едва стоял на ногах, потом упал на колени, которые хрустнули от удара. А он засмеялся и сказал, что противостоять можно всему. Но если противостоишь чему-то, что сильнее тебя, то цена будет дорогой. Жизнь наматывается на стержень внутри тебя, словно нитка на веретено, всю жизнь, а сдергивается мгновенно. И еще сказал, что эта пелена не против нас, а против тех, кто может прийти снаружи. Но этого я не понял. А он засмеялся беззубым ртом, прохрипел, чтобы я не задерживался, и умер. Умер, Брет! Понимаешь! Я оплакивал его, когда поднял тестя и вынес его обратно, а он, твой отец, вернулся!

— Он сказал, что это по-настоящему, — проговорил Брет, не открывая глаз. — Сказал, что я обычный человек, которому, может быть, досталась толика его таланта, но больше ничего. Я действительно, чувствую человека. И на вид, и на прикосновение. Знаю, чего от него ждать. Но так… как сквозь туман. А Мабок… нет Друер, или Карбаф, он вправду умер. И вернулся после смерти. Он сказал, что в этом нет ничего хорошего. Ждешь смерти, как пытки, опускаешься в бездну облегчения, а утром приходишь в себя с залеченной плотью и готовишься к следующей пытке.

— Не самая плохая судьба, — подал голос Соп. — От пробуждения до следующей пытки целая жизнь? Можно повеселиться, даже заглянуть в трактир. А если убьют ненароком по пьяному делу, почти сразу — а вот он я! Пожалуйте к расплате… К тому же, говорят, что к боли привыкаешь.

— А я бы не хотел знать свое будущее, — отозвался Хода. — Ты не прикасайся ко мне, Брет. И не говори ничего, если уже разглядел.

— Я не угадываю будущее, — пожал плечами Брет. — Я вижу, чего можно ждать от человека.

— И чего же можно ждать от меня? — спросил Торн.

— Всего, — прошептал Брет. — И великого, и ужасного. От тебя зависит. Конечно, если ты, Торн, останешься самим собой.