Выражение его лица было диким и жаждущим, когда, отбросив белье на пол, он впервые увидел ее обнаженной. Полностью. Широко распахнув глаза, Гермиона напряглась в ожидании его реакции. Глаза Люциуса заскользили по гладкой, сливочной коже так же, как и вслед за глазами, начали скользить его ладони. Он обхватил тоненькие лодыжки и очень медленно повел руками вверх по ее ногам.
— Красиво, — лишь одно слово сорвалось с его губ, пока, не отводя взгляда, Люциус будто изучал ее тело на ощупь.
Мягкая округлая линия бедер заставила его представить, каково это будет, когда они обернутся вокруг его тела. О, да! Он хотел насладиться, наконец, этой прекрасной колыбелью. Тонкая талия, небольшая, но восхитительная грудь, вскормившая его ребенка… Глаза Малфоя затуманились таким неприкрытым вожделением, что Гермиона покраснела. Никогда еще ни один мужчина не разглядывал её так бесстыдно, так откровенно. Но как же приятен, оказывается, подобный мужской взгляд. Думать о чем-то еще оказалось невозможно — Люциус коснулся полушарий груди и зажав соски между пальцами, принялся ласкать их, то поглаживая, а то почти щипая… То ускоряя движения пальцев, то почти останавливаясь уже в следующий же миг. Гермионе это казалось какой-то прекрасной невыносимой пыткой, и стон невольно слетел с губ, когда она, тяжело дыша, выгнула спину.
Грубо зарычав, он скользнул рукой под спину, заставив ее выгнуться навстречу еще сильней, и наклонившись, прильнул к груди уже ртом. Будто зачарованная она следила за каждым его движением, понимая, что собственное возбуждение становится с каждой секундой почти болезненным. Она чувствовала себя горячей, влажной и опухшей, ожидающей чего-то такого, чего еще никогда не случалось с ее телом.
Малфой поочередно целовал то одну, то другую грудь, пока Гермиона не задрожала, застонав словно от боли. Поняв, что это означает, он поднял голову и, глядя на красные и влажные от его поцелуев соски, самодовольно «по-малфоевски» ухмыльнулся. А когда положил руку на ее живот, трепещущая Гермиона, теперь уже застонав почти жалобно, бессознательно толкнулась бедрами ему навстречу.
— Люциус… — сорвался с ее губ отчаянный шепот, когда тот легкими, словно касание перьев, прикосновениями спустился по животу вниз и, раздвинув бедра, принялся разглядывать ее. Приподнявшись на локтях, она уставилась на него, замерев от стыда и неловкости, но Люциус даже не обратил на это внимания. Скользнув пальцами, он приоткрыл мягкие, словно лепестки цветка, складки. Очень росистого, розового цветка, нектар которого хотелось выпить, будто сам он был сейчас колибри.
А когда пробежал одним пальцем вниз, натыкаясь на набухший клитор и потом — еще ниже, почти проникая в нее, с губ Гермионы слетел тихий приглушенный крик. Будто откликаясь на него, Люциус на мгновение поднял глаза, чтобы поймать ее потрясающий горящий взгляд. Зажмурившись, он качнул головой и снова опустился вниз.
— Ты почти голая здесь… — прохрипел Малфой, касаясь аккуратно очерченных краев маленького треугольника, покрытого бурыми кудряшками.
— Это там, в салоне… Они депилировали меня воском… почти всю, а немного оставили. Сказали, так нужно… — задохнувшись, выдохнула Гермиона, когда он легонько потянул за волоски.
— Мне нравится…
Люциус снова раздвинул пухлые складочки пальцами, а она потрясенно наблюдая, понимала, что сейчас чужие пальцы касаются самого ее интимного… И было это не просто в радость. Нет! Она жаждала того, что он делал… Осторожно погладив ее, Малфой спустился еще ниже и медленно скользнул в нее пальцем. Не выдержав напора ощущений, Гермиона откинулась на подушку — ее охватило странное чувство: касаясь и лаская себя сама, она никогда не проникала в свое тело, не опускаясь ниже клитора. Сейчас же… Ощущения были странными, чуточку пугающими, но безумно прекрасными. Люциус же начал осторожно и мягко двигать внутри нее пальцем, добавив чуть позже еще один, и не переставая пристально наблюдать за ее реакцией.
— Черт возьми! Как же здорово, что я не помнил всего этого… — хрипло прошептал он. — Если бы помнил, как здесь тесно и горячо… как влажно… Проклятье! Да я бы сделал все, чтоб сбежать и найти тебя снова.
— О боже… Люциус… — Гермиона разрывалась между попыткой осознать прелесть новых ощущений, вызванных его вторжением, и желанием, чтобы ласки эти не заканчивались.
Но буря эмоций так и не смогла утихнуть: Малфой дотронулся большим пальцем до клитора и начал поглаживать еще и его, увеличивая наслаждение в тысячи раз. Теперь каждый вдох ее был больше похож на сдавленное рыдание, заставляющее судорожно вздыматься грудь. Бедра задрожали и тугая спираль, затянувшаяся в животе, грозилась разорвать тело пополам горячим, будто огненным, клинком.
— Я чувствую, как ты дрожишь сейчас… — низко произнес Люциус. — Не борись с этим, милая. Не сопротивляйся… Отпусти себя, Гермиона!