— Хорошо, что мне не нужно напоминать вам о сроках.
Профессор Этье пробует свой кофе, делает пару шагов и останавливается.
— К слову. Вижу, вам уже лучше. Профессора Дюбе обеспокоило ваше отсутствие на лекциях, — ещё один выразительный взгляд. «Я больше не стану оправдывать ваши прогулы». — Я объяснила, что вы приболели, но скоро вернётесь к занятиям.
— Разумеется, профессор!.. — «У меня были веские причины для отсутствия».
Она слегка кивает.
— В таком случае, я надеюсь, здоровье позволит вам посетить ближайшую лекцию!
— Разумеется.
Профессор уходит, Матиас медленно выдыхает.
— У меня от нее желудок сводит, — признается он шепотом и сам же смеется.
— Она классная.
Матиас морщится.
— Ты так говоришь, потому что она вечно тебя прикрывает. Вот бы мой профессор так надо мной трясся.
— Просто ты двоечник, — я похлопываю Матиаса по плечу. — А я — талантливая студентка.
— Ох, ну да, — он снова кладет ладонь мне на ягодицу. — Как я мог забыть. Ну что, звезда, блеснешь завтра?
— Теперь придется. Слушай, ты не знаешь, чем кормят уток?
— Хлебом, — Матиас смотрит на меня, как на лунатика.
— Да нет же, утки от него мрут.
— От чего? От хлеба? Ерунда, — тянет он с сомнением, достойным Гамлета.
На выходе мы ненадолго застреваем в дверях.
— Ты домой?
— Нет, в библиотеку, нужно закончить черновик для Этье. А ты?
— А я к тебе.
— Там и увидимся.
На прощание Матиас треплет меня по волосам.
— Не сиди на земле! — говорит он строго. И кричит уже вслед:
— И не корми уток хлебом!
========== — 4 — ==========
Квартира встречает меня джазом и запахом специй и моря. Солнце уже село. Двери в гостиную распахнуты, покачивающийся полусвет люстры плещется в коридор. Сквозь гул голосов музыкально скрипит паркет — кто-то танцует. Даже несколько кто-то. По полу стелется прохлада — где-то открыты окна. Вешалка едва стоит, укутанная в пальто и куртки. Она похожа на моток сахарной ваты, только куда менее воздушный.
От голосов, музыки, запахов ужина и табака, от смеха и скрипа старых паркетных досок я словно возношусь над длинным монотонным днём, полным цитат и библиографических списков.
Закуривая на ходу, я иду в гостиную. Окна распахнуты в теплый вечер, с улицы пахнет скорым летом. За день на гардины вернулись занавески, тонкие, полупрозрачные, вспархивающие от малейшего ветерка под звон стеклянных бус, которыми оплела квартиру Мишель. Вытертые обои в причудливых бликах и тенях от люстры похожи на гравюры. Все сидят прямо на полу, на подушках, на разноцветном ковре. Пир на обломках Османской империи.
Бросаю пальто в кресло, пожимаю руки, целую щеки, пританцовываю. Кто-то уводит у меня сигарету. Кто-то вкладывает в руку винный бокал. Я словно вернувшийся с войны султан, принесший долгожданный мир. Все беседы и споры ненадолго стихают, чтобы искупать меня во внимании и улыбках.
В коридор я выпадаю смеющаяся и обласканная, уже немного пьяная. Поль едва не сшибает меня с ног. От него пахнет гвоздикой.
— Матиас готовит паэлью, — сообщает он последние новости империи. — Подожди, это ты не ешь рыбу и всех этих гадов?
— Клэр.
— А, — расслабляется Поль. — Она уже высказалась. Ребята заказывают пиццу.
Мы продолжаем разговор через весь коридор, пока я приближаюсь к кухне, а Поль — к комнате Мишель.
— Клэр дома?
— Где-то здесь, — отзывается Поль и совсем пропадает из вида.
Невинное бра ярко озаряет предкухонную часть коридора. Я воровато оглядываюсь и дергаю шнурок. Лампочка слишком горячая. Со звуком раскаленного утюга расправляю рукав и прикрываю им обожженные пальцы. Короткое движение, тихий скрип патрона — и в коридоре гарантирован приятный сумрак. Хотя бы до завтра.
В кухне душно от теплого пара томящейся на огне паэльи и табачного дыма. На плите громоздится медная сковорода с длиннющей ручкой. Матиас сидит на подоконнике и пьет кофе по-турецки. Сюда тоже вернулись занавески. Кухня сразу стала приличной, почти чопорной, как джентльмен в костюме двойке. Больше нет ощущения, что мы вторглись в заброшку, расставили везде горшки с цветами и разбросали книги и винные бутылки. Хорошо, что никто не догадался застелить стол скатертью. Это было бы совсем лишним. Как лайковые перчатки и трость.
Я прислоняюсь к подоконнику рядом, и Матиас поглаживает меня по волосам. Он слишком высокий и это похоже на встречу отца и дочери. Хотя в общем-то я старше его на полтора года.
— Хочешь? — спрашивает Матиас, когда я уже делаю глоток из его чашки. Кофе горький, пряный и сладкий до одури. Только Матиас и мог приготовить нечто подобное. Напиток налипает на языке и вонзается куда-то в мозжечок. Наверное, я теперь не усну до самого утра.
— Боги и все святые!..
Я кашляю, а Матиас смеется и пытается поцеловать меня в шею. Кожа и волосы у него бархатные, словно припудрены древесной пылью. Он обнимает меня, опутывает руками, сплетая их у меня на груди. Вместе с жаром от него исходит запах пота.
— Сигаретку? — он слегка поворачивает голову, чтобы я вытащила из-за его уха самокрутку. Мы раскуриваем одну на двоих. Дым пряный и тяжелый сразу окутывает голову. Крепкая.
— Странный вкус.