Теорема Столыпина

Юрьевский отмечает, что ярославская и, в частности, мологская деревня в сравнении с деревнями среднего Поволжья и центра России выглядит выигрышно: «Высокие крепкие избы и дворы, крытые дранкой или тесом, с массой резьбы на лицевом фасаде в старинном русском вкусе. Полное отсутствие полуразвалившихся хибарок, кое-как прикрытых соломой, приятно поражает глаз. Местами попадаются уже прямо великолепные дома с зеркальными стеклами, геранью в окнах и претензиями на стиль. Это „избы“ местных тузов, разбогатевших в наших столицах на мясной, овощной или иной торговле. Ярославская губерния ведь родина Тестовых, Перловых, Смирновых, Бландовых и Чичкиных»[189].

Эти дельцы, пишет Юрьевский, хотя и ворочают миллионами, но родины, родичей и соседей не забывают. Один даст 2–3 тыс. руб. на пожарный обоз, другой пожертвует на церковь. При этом они «считают долгом шикарно обстроиться» в своих деревнях, хотя и не живут в них постоянно: «Кто знает… если разорюсь и придется вернуться в деревню, так по крайней мере будет, где жить». И так уже случалось.

Поражает при этом, что ни один из них не отказался от своего надела в пользу общества: «Это мое родовое, — говорит ярославский богач, — и пригодится моим детям».

Юрьевский приводит конкретный случай, когда на сход, созванный для обсуждения условий разверстания на хутора и отруба, приехал из Петербурга разбогатевший односельчанин (именно он пожертвовал обществу деньги на покупку пожарного обоза), у которого, помимо капитала в полмиллиона рублей и 200 дес. собственной земли в этом селе, был общинный надел в 6–7 дес.

На сходе, однако, он вел себя эмоциональнее всех, поскольку ему хотели сначала дать дальний отруб в неразработанной пустоши, исходя из того, что человека его достатка эта тема не может всерьез интересовать. Не тут-то было! На отвод пустоши он не согласился²³¹, и, по словам агрономов, этот случай был не единственный*.

Что же сделало землеустройство для русского Севера?

Как повлиял на местную жизнь переход к личной собственности?

Земский агроном Кузнецов считал, что «осознание собственности земли» оказывает на крестьян «благотворное» воздействие, поскольку «почти все хуторяне» вкладывают «труда в землю и вдумчивости в труд» больше общинников и даже отрубников, добиваясь, «часто при самых неблагоприятных условиях», лучших результатов в хозяйстве.

Хуторяне и отрубники, — говорил автору Кузнецов, — «гораздо восприимчивее ко всякого рода сельскохозяйственным улучшениям, чем общинники. Да это и психологически вполне понятно. С переходом на хутора крестьяне стали осмысленнее относиться не только к своим хозяйствам, но и вообще к жизни, ибо хуторянин уже отрезан от своего сельского общества»²³².

В общине жизнь идет по инерции: колокол зазвонил — езжай косить или пахать. Общинник часто относится к хозяйству беспечнее, возлагая все свои надежды на мнение других.

Став единоличником, крестьянин должен рассчитывать уже на самого себя, потому что опереться не на кого. Нередко возникает чувство беспомощности.

* Любопытная зарисовка. Однажды автор обогнал крестьянина с женой, возвращавшегося, очевидно, домой из города с покупками: «На телеге (по местному „одер“), кроме мужика сидела и баба, и рядом с ней возлежала большая картонка с шляпой. Местные бабы, особенно девушки — ужасные здесь модницы. Зимою на вечеринках, устраиваемых для молодежи в специально занимаемых для того избах, особенным шиком считается по 2–3 раза переодеваться в новые платья. Если у девушки есть двое часов, так все они на вечер и нацепляются. Танцуют, впрочем, в галошах…». (Юрьевский Б. Возрождение деревни… С. 7.)

И тогда новые собственники «гурьбой отправляются за советом к своему участковому агроному», который большую часть своего времени уделяет именно им, потому, что у них больше интереса к сельскому хозяйству (причем у хуторян больше, чем у отрубников).

Хуторяне обыкновенно получают участки на окраинах селения, чаще всего пустоши, а нередко и лесные заросли. Здесь сначала надо выкорчевать растительность, распахать землю, привести ее в сколько-нибудь «культурный вид», что, конечно, требует больших сил и времени. Даже если это не пустошь, а бывший пахотный участок, то он сильно истощен, т. к. «окрайки» редко унаваживались. Поэтому хуторяне при всем желании не могут сразу вводить сельскохозяйственные улучшения и переходить многополью.

А вот отрубникам в массе сделать это проще. Кузнецов считал, что не менее 50 % всех единоличников уезда перешло к многопольному севообороту.

Землю они обрабатывают лучше — под яровые она пашется с осени, применяются минеральные удобрения, улучшенные семена и т. д. Жалобы на землеустройство редки.