Теорема Столыпина

Во втором же варианте речь идет о роковой недальновидности достаточно узкой элитарной группы, самонадеянно пробудившей силы, с которыми она наивно рассчитывала совладать, но, разумеется, справиться не смогла. Не будь заговора во главе с А. И. Гучковым — до осени 1918 г. русская армия безусловно удержала бы фронт, и Россия оказалась бы державой-победительницей[214]. Едва ли не лучшее свидетельство того, что революция не вытекала из логики развития страны как после 1906 г., так и после 1 августа 1914 г., -произнесенные Лениным в январе 1917 г. известные слова о том, что «нам, старикам», грядущей революции уже не увидеть.

Массовость революции, особенно заметная с началом аграрных погромов, и Гражданская война — от Владивостока до Прибалтики и Бессарабии, как бы сами собой подразумевают наличие каких-то глобальных причин, способных всколыхнуть 160 млн. человек.

А тут какой-то заговор?!

Как-то несолидно получается.

Мне приходилось слышать от коллег скептические замечания по этому поводу в стиле: ну вот, опять теория заговора, конспиративные сюжеты.

В ответ я задаю вопрос: действительно ли Петр III умер от геморроидальных колик, а Павел I — от апоплексического удара?

Такая ли редкость подобный заговор в нашей истории и истории других стран с неустоявшимся правовым режимом и слабым правосознанием элит?

Ведь в любой внешне преуспевающей стране всегда имеются скрытые предпосылки революции, поскольку в социальной жизни общества неизменно присутствуют те или иные противоречия. Почему они выходят или не выходят на поверхность, актуализируются или остаются потенциальными возможностями — отдельная большая тема.

И если возмущение все же начинается, то ключевой вопрос в том, что играет роль детонатора. В данном конкретном случае не снижение уровня жизни, а поражения на фронтах сначала привели нескольких слишком инициативных людей к мысли о том, что Россия не сможет победить в войне, пока ею руководит Николай II, и с лета 1915 г. они начали готовить отстранение императора от власти, еще не планируя конца монархии в России.

Обернулось все иначе — главной причиной революционных катаклизмов, на мой взгляд, стало падение монархии. Именно этот фактор, начавший действовать со 2 марта 1917 г., нарастая вширь и вглубь в пространстве и времени, и всколыхнул огромную страну, запустив своего рода цепную реакцию одичания ее населения.

С нашей страной произошла следующая страшная вещь — отречение изолированного и запуганного генералами Николая II росчерком пера уничтожило привычную, незыблемую для большинства из 160 млн. жителей России систему мироздания, вековой порядок вещей, в центре которого стояла фигура Императора. После 2 марта люди проснулись в другом мире.

И включило механизм реализации апокалиптического провидения Достоевского: если Бога нет, значит, все дозволено. По моему глубокому убеждению, все последующее вытекает из этого.

Падение монархии дало массе крестьянства моральную санкцию на реализацию своей вековой мечты — «черного передела». Как крестьяне могли воспринять крушение обычного правопорядка? Вот они и стали осуществлять свои мечты.

Российские газеты за март-апрель 1917 г. дают обильную информацию, позволяющую без труда прогнозировать дальнейшее развитие событий.

Не зря С. В. Зубатов, экс-начальник Московского охранного отделения, узнав об отречении императора, молча вышел в свой кабинет и застрелился. Он, в отличие от Гучкова и Ко, точно знал, что будет дальше, и не хотел на это смотреть. Так же, как и Витте, не исключавший в силу знания характера Николая II трагического разворота событий и не раз повторявший, что не хотел бы него дожить.

Иначе говоря, с ликвидации монархии началось постепенное разнуздание преобладающей части населения — в тылу и на фронте, освобождение ее от тех нравственных сдержек, которые в привычной жизни обеспечивают приемлемое общежитие, нормальную коммуникацию между людьми вообще и представителями различных социальных страт в частности.

Отречение царя разбудило архетипы сознания, тонкий слой цивилизации был в секунду — с точки зрения Истории — сметен проявившейся возможностью творить зло безнаказанно.

Большинством населения новая власть априори не могла восприниматься как настоящая, к тому же она, начиная с «Приказа № 1», не упустила ни одной возможности, чтобы разубедить народ в этом мнении.

Пресса того времени, многие мемуаристы зафиксировали бесчисленные свидетельства постепенного сползания страны в анархию и хаос.

Власть стремительно теряла авторитет и переставала внушать не то что страх, но даже опаску; тут многое было отрепетировано в 1905–1906 гг. «Сколько агнцев обратилось бы в тигров, если бы не страх», — писал H. М. Карамзин, и спорить с ним невозможно — история каждой массовой революции, в числе прочего, подтверждает его мысль.

Много позже Б. Д. Бруцкус так очертил соотношение обсуждаемых проблем. Перечисляя уже известные нам факторы успеха реформы Столыпина,