Теорема Столыпина

При этом в русской армии, как и во всякой другой, есть, конечно, инспекторы, обязанные бороться с подобными злоупотреблениями, обуздывать казнокрадство и давать «примеры строгости». Но эта система не работает.

Наконец, Ланжерон завершает свое описание: «Из всего здесь прочитанного видно, что я был прав, говоря, что русская армия должна была быть наихудшею в Европе.

Каким же образом происходит, что она одна из лучших? Русский солдат приписывает это Николаю Угоднику, а я приписываю это русскому солдату; действительно, благодаря тому, что он лучший солдат в мире, победа всюду ему сопутствует»¹⁵⁸.

А дальше следует прочувствованный и несомненно искренний гимн: «Воздержный как испанец, терпеливый как чех, гордый как англичанин, неустрашимый как швед, восприимчивый к порывам и вдохновению французов, валлонов и венгерцев, он совмещает в себе все качества, которые образуют хорошего солдата и героя».

При этом Ланжерон говорит, что он показал русскую армию и существующие в ней злоупотребления точно. Да, изображение «сурово, и строгость его испугала меня самого; я перечел это описание несколько раз и не нашел в нем ни единого слова, которое следовало бы изменить. Я утверждаю, что оно составляет сущую правду»[45].

Однако, продолжает Ланжерон, если помнить, что со времен Полтавы русские побеждали во всех войнах, которые они вели, то резонно спросить — чего бы не смогла совершить русская армия, если бы «существовала человеческая власть», настолько могущественная, чтобы исправить описываемые им злоупотребления?

И тут же уточняет, что так думает он, но отнюдь не его русские сослуживцы. Их точка зрения просто оглушает: «Я встречал между ними людей, отличавшихся величайшими достоинствами, которые говорили мне с убеждением, что именно этим самым злоупотреблениям армия их обязана своею силою.

Недостаток дисциплины, поощряемый примером начальников, случайность повышений, позволяющая всякому на него надеяться, возможность грабежей, веселость, порождаемая отсутствием порядка, роскошь полковых командиров, прельщающая и заманивающая тех, которые надеются сделаться ими, наконец этот всеобщий и терпимый беспорядок, — все это сделалось необходимым для русской армии, и искоренение злоупотреблений имело бы своим последствием недовольство и уныние, которые остановили бы рвение и желание.

Имели бы, говорят, превосходную немецкую народную армию, но ни в каком случае не имели бы русских солдат»¹⁵⁹.

В общем, что и говорить, бывают емкие высказывания. Очень интересная иллюстрация на тему «достоинства как продолжение недостатков».

Начну с того, что, конечно, не 100 % русских офицеров думало подобным образом, однако ясно, что эти слова дорогого стоят.

Итак, Ланжерон, выросший в другой цивилизации, смотрит на русское воинство со стороны, с привычной для себя европейской точки зрения. Он недоумевает, поскольку привык к тому, что мера внутренней организации той или иной армии и ее успехи на поле боя более или менее соответствуют друг другу.

А вот в России это соотношение загадочным образом нарушается.

Огромная коррупция и множество реальных изъянов (жестокость, дисциплина, несправедливости и др.), которые сломали бы, по Ланжерону, кого угодно и где угодно, в России, по крайней мере, не препятствуют успехам. Причем настолько, что многие офицеры считают их залогом побед.

Потому что империя Петра Великого — это особый мир, особая цивилизация, которая основана на, деликатно выражаясь, факультативном соблюдении законности и которая при этом побеждает всех врагов. Причем Ланжерону до конца непонятно — побеждает «вопреки» или «благодаря» своим недостаткам.

Известно, что бывают успешные люди, которые не укладываются, не вписываются ни в какую регламентацию, ни в какое расписание, ни в какую «обыкновенную таблицу умножения», используя выражение Глеба Успенского.

Видимо, то же можно сказать и о некоторых народах, особенно выросших вне правового поля.

Они умеют совершать подвиги и «по расписанию», и вне оного, и залогом этого является то, что они «за ценой не постоят» и издержек особенно считать не привыкли, поскольку важнее всего результат.

Мы помним слова Б. Н. Чичерина о том, что в «суровой школе» нашей истории «закалился русский человек, который привык всем жертвовать и все переносить с мужественною стойкостью», потеряв, однако, «чувство права и свободы».