Теорема Столыпина

Полагаю, не будет ошибкой утверждать, что описанная в Записке система жизнедеятельности армии не только более или менее соответствовала мироощущению множества военнослужащих, но и способствовала оптимизации упомянутых Б. Н. качеств.

При этом у Ланжерона хватает примеров отсутствия у военных людей «чувства права и свободы», примеров сочетания «геройства и низости».

Вообще весь текст Ланжерона о победоносном беспорядке, — он не о свободе, он, скорее, о воле, которая, в отличие от свободы, с порядком несовместима¹⁶⁰.

Странным — или совсем не странным — образом рассказ Ланжерона 20 лет спустя подтверждает его младший современник, будущий знаменитый историк 1812 г. генерал А. И. Михайловский-Данилевский, тогда флигель-адъютант Александра I. В своем «Журнале» он рассказывает о возвращении императора и двух его младших братьев в 1815 г. домой из покоренного Парижа.

18 октября в Берлине он записывает, что государь «час от часу становится строже, и великие князья принимают на себя вид Катонов по службе, забывая или, быть может, не зная, что в русском царстве и в русской армии первое правило: как-нибудь.

Михаил Павлович сказал вчера при многих особах: „Нашим офицерам нельзя давать воли“.

Присутствие иностранцев помешало мне ему отвечать, что русские офицеры одни во всем свете, на которых лежит величайшая ответственность, с которых за все взыскивают, которые редко имеют средства к содержанию себя и у которых нет в виду ни спокойной жизни в отставке, ни призрения после тяжелых ран. При бедности они самые исправные, при малом воспитании самые храбрые, неутомимые и послушные».

Теперь, продолжает автор, мир заставит уйти в отставку многих отличных офицеров, и вот тогда-то начальство поймет, насколько несправедливо было обращаться с ними, исходя лишь из «правил строгости».

На их место придет неопытная молодежь, а также множество иностранцев, и «страшно подумать», во что превратится русская армия через несколько лет. Если захотят уничтожить основу того, «чем она доселе была славна, то должно употребить несчетные суммы на лучшее содержание и образование офицеров и солдат; но тогда армия Румянцева, А. В. Суворова, Кутузова похожа будет на австрийскую и на прусскую, не будет напора, натиска, уверения в победе, презрения к неприятелю, не услышать слов: „Ура! С нами Бог!“; но медленность и систематический порядок заменят быстроту, которой она преимущественно отличается, эгоизм и скупость офицеров — место братской их жизни, где смерть и радость пополам»¹⁶¹.

Очень важные мысли.

Начнем с четкой оппозиции — молодые великие князья «принимают вид Катонов по службе», а Михаил говорит о том, что русских офицеров надо держать в дисциплине, в строгости. Напомню, что это говорится об офицерах победоносной армии, возвращающейся домой из покоренного Парижа.

Флигель-адъютант упрекает великих князей в том, что они забыли или просто еще не знают, что главное правило в России — «как-нибудь».

Что он вкладывает в это определение, исходя из контекста?

На мой взгляд, продолжение его мыслей позволяет говорить о том, что русские офицеры поставлены властью в не самое приятное, хотя и уникальное положение (они «одни во всем свете»).

С одной стороны, она им мало платит, не обеспечивает достойной жизни в отставке и не заботится должным образом о них после тяжелых ранений. Да и слова о «малом воспитании» я бы тоже отнес к числу упреков правительственной политике[46]. То есть власть относится к своим верным слугам «как-нибудь».

А с другой, она с них «за все взыскивает».

Да, повсюду на офицерах лежит «величайшая ответственность», но в других странах к ним другое отношение, их лучше образовывают, больше платят и т. д. Тем не менее, русские офицеры являют собой образец исполнения воинского долга, братства ратного и человеческого.

Принципиально важно, что Михайловский-Данилевский прямо связывает успехи и блестящие достоинства русской армии с недостаточным содержанием и даже образованием («воспитанием») офицеров и солдат.

Да, союзники в этом плане выглядят лучше, но мы лучше выглядим на поле боя, а это главное.

Войны с Наполеоном — чемпионом человечества — показали, что культурная благоустроенная Европа в борьбе с ним оказалась несостоятельна. Победила его отсталая, бедная Россия и русская армия, в которых главное правило — «как-нибудь», приносящее, тем не менее, осязаемые результаты.

Это вновь заставляет вспомнить Чичерина — о суровой закалке русского человека, «который привык всем жертвовать и все переносить с мужественною стойкостью», и даже схожую по настроению мысль Генрика Сенкевича из «Крестоносцев»[47].