Теория четырех движений и всеобщих судеб. Проспект и анонс открытия

2. Нетерпение суверенов; оно могло бы прорваться, если бы какие-нибудь разбойничьи проделки, вроде копенгагенской открыли, наконец, королям глаза на несуразицу,[129] экспедиции политических наук и крайнюю степень уничижения, куда они привели Цивилизацию. Тогда суверен в минуту гнева мог бы пригрозить всем неточным философам изгнанием, если на протяжении года они не откроют способа обходного наступления на монополию, успеху которой благоприятствовали они своими меркантильными системами. Напуганные угрозой, философы возвели бы необходимость в добродетель; они прекратили бы свою вздорную болтовню, стали бы упражняться в полезных изобретениях и рано или поздно открыли бы один из способов (я говорю один, потому что их несколько) ослабления монополии, притом без боя, путем операций чисто политического свойства, ведущих к шестому или седьмому периодам и к единству управления.

3. Континентальная федерация; этот третий результат одержал верх и мог привести к подчинению Англии и к единству земного шара.

Если бы французская федерация охватила всю Европу, свыше половины коей она уже объединяет, если бы удалось подчинить хотя бы только Европу единому центру действия, единому плану комбинированного сопротивления, то уже с будущего года все порты земного шара оказались бы для англичан закрытыми, потому что державы Азии, Африки и Америки не оказали бы никакого противодействия волеизъявлению союзной Европы, опирающейся в своих приказах на целый миллион солдат. Итак, чтобы сразить островную монополию, достаточно установить федеральную Лигу в Европе. Значение этой Лиги заключалось бы не в уничтожении монополии, которая может возродиться из пепла, пока существует Цивилизация, но в установлении единства управления всем земным шаром, которое вводит уж в шестой период и делает навсегда невозможным возрождение монополии. Мне остается указать, как должна быть построена такая федеральная лига земного шара для достижения столь желанной цели.

Таковы вкратце три способа спасения и единства; монополия делает это возможным для земного шара даже при осуществлении гибельной системы континентальных раздоров, превалирование которой объясняется политическим невежеством англичан. Я был прав, говоря, что островная монополия есть способ исцеления утомительный, но здоровый, уготованный Богом земному шару; причиняя нам немало беспокойств, этот способ все же рано или поздно должен дать весьма положительные результаты. Действительно:

злоупотребление способом исцеления, т. е. разжигание раздоров на материке порождает один из трех здоровых процессов, указанных мной;

добросовестное использование этого способа исцеления или умиротворения материка быстро и без гроз ведет к универсальному единству.

Так, либо тем, либо другим путем, монополия приводит в полное замешательство философию, потому что бороться с нею можно лишь методами, противоположными системам, проповедуемым политиками и моралистами; она обличает комизм всех их принципов на протяжении своего господства, подкупающего все умы; путем уничижения этих двух наук монополия ведет к благодетельному единству, все пути к которому для них были заказаны.

Отсюда можно заключить, что эта островная монополия, в которую мечет громы и молнии невежество, есть мудрое предначертание Бога: внести замешательство в наши понятия и даровать нам благо, которого мы не осмеливаемся даже жаждать, – благо социального единства, к которому нас приводит монополия тем или иным путем и куда мы уже пришли бы, если бы наша никчемная философия не задушила в корне идею единства, благодаря чему упущены прекрасные случаи.

Я упомяну лишь один из них; остановлюсь на последнем, нам представившемся; им следовало бы воспользоваться, чтобы заставить Англию без промедления передать свою эскадру конфедератам материка.

После битвы при Иене и в последующие дни, довершившие разгром пруссаков, в Европе осталось лишь три крупных державы – Франция, Россия и Австрия. Австрия могла предложить Франции союз, чтобы положить начало единству и вытянуть для государей и друзей своей династии жребий в сто миллионов подданных; если бы эти две державы объединились, им без труда удалось бы побудить Россию к сотрудничеству с ними.

Момент как нельзя более благоприятствовал такой операции; возможно, что засоренная старыми идеями баланса и равновесия Австрия даже не узрела блестящей карьеры, открывавшейся перед ней.