Теория Морали Иммануила Канта (СИ)

Но, по мнению Канта, мы "не нуждаемся ни в какой науке и философии" не потому, что у нас есть Отец Небесный, который наставит нас в Добре; а потому, что всякий человек может применить простое правило практического разума Канта: спросить у самого себя, может ли данная максима быть всеобщим законом? И получит ответ.

Мы склонны поверить, что душа человеческая действительно даст ответ. Но почему мы должны думать, что ответ этот исходит от ума?

Может быть, ответ получается как раз потому, что душа наша сообщается с Царем Небесным?

Душа всякого человека, поскольку каждый из нас подлежит Суду Божьему.

Отсюда вытекает повсеместность морали. В том смысле, что общество не состоит из философов, изучающих природу Добра, и тем не менее добро существует повсюду, и нравственность - самый демократичный дар.

Кант фиксирует этот опытный факт. Он пишет:

"Уже заранее можно было предположить, что знание того, что каждому человеку надлежит делать и, стало быть, уметь,═- это дело также каждого, даже самого простого, человека".

Наблюдение над жизнью показывает, что нравственность присуща также людям с повреждениями рассудка, слабоумным - что несколько подрывает концепцию Канта о нравственности как свойстве ума.

И, поскольку он отвергает божественное происхождение морали, явная демократичность её вызывает у него изумление:

Он пишет:

"Здесь нельзя не удивляться тому, как много преимуществ имеет в обыденном человеческом рассудке практическая способность суждения перед теоретической".

И далее задается риторическим вопросом:

"Не было бы поэтому предпочтительнее в делах морали довольствоваться обыденным суждением разума...?".

Отвечая на него положительно, он в делах морали отводит философии скромную роль:

"... самое большее - привносить философию только для того, чтобы полнее и доступнее представить систему нравственности".

"Таким образом, не какая-нибудь потребность в спекуляции, а практические соображения побуждают обыденный человеческий разум выйти из своего круга и сделать шаг в сферу практической философии, чтобы получить здесь сведения и ясные указания относительно источника своего принципа и истинного назначения этого принципа в сопоставлении с максимами, которые опираются на потребности и склонности".

На этом Иммануил Кант завершает Первый раздел своего труда и переходит ко Второму.

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ. ПЕРЕХОД ОТ ПОПУЛЯРНОЙ НРАВСТВЕННОЙ ФИЛОСОФИИ К МЕТАФИЗИКЕ НРАВСТВЕННОСТИ

Что Кант, при этом, понимает под "популярной нравственной философией", - кроме того, что "нравы испорчены", - не очень ясно.

Во всяком случае мы видим возобновление темы "долга". Вероятно, Кант считает понятие долга общепонятным, в силу того, что всякому знакомо "чувство долга".

Открывающая фраза этого раздела, однако, несколько запутывает вопрос.

Читаем:

"Если мы вывели понятие долга, которым мы до сих пор оперировали, из обычного применения нашего практического разума, то отсюда никоим образом нельзя заключать, будто мы трактовали его как понятие опыта. Как только мы обращаемся к опыту и следим за поведением людей, мы встречаемся с частыми и, как мы сами признаем, справедливыми сетованиями, что нельзя даже привести никаких достоверных примеров убеждения в совершении поступков из чувства чистого долга".

Мы, к слову сказать, никогда не слышали подобных сетований, и даже находим их невозможными в публике, поскольку - в отличие от чувства долга - чувство ЧИСТОГО ДОЛГА нам незнакомо.

Согласитесь, трудно представить себе публику среди которой циркулировали бы "сетования о невозможности привести достоверных примеров убеждения...", etc.

Это явный конструкт Иммануила Канта. Он мысленно размножил себя, следящего за поведением людей, и так образовал виртуальную публику с вышеприведенными сетованиями.

Что примечательно в этом, так это навязчивая аллюзия с темой "коррупции" у современных политологов....

Что ж, попробуем почитать дальше.

Кант пишет:

"На самом деле совершенно невозможно из опыта привести с полной достоверностью хотя бы один случай, где максима вообще-то сообразного с долгом поступка покоилась бы исключительно на моральных основаниях и на представлении о своем долге".

Звучит довольно странно, в свете предыдущего. До сих пор Кант убеждал нас в том, что законосообразная максима является моральным основанием нравственного поступка.

Теперь оказывается, что есть некие "моральные основания", наряду с представлением о своем долге, на которых покоится максима.

Это - во-первых.

Во-вторых, разве может быть максима одного, отдельно взятого поступка? Нам казалось, что максима рождает поведение, или множество поступков, в разных обстоятельствах.

Ну, например, "Быть честным!" - разве это максима одного поступка?

В-третьих, "представление о своем долге" - это не то же самое, что "чувство долга".

Представление о своем долге подразумевает некое сознательное функциональное служение внутри общественной корпорации.... Разве нет?

Во всяком случае, в сочетании с "совершением поступка из чувства чистого долга", представление о своем долге вводит нас в особую сферу СЛУЖЕБНОЙ МОРАЛИ.