"Дружба" здесь не случайно рифмуется со словом "Служба". Так она и понимается.
Друг здесь не лицо, любящее друга, которого любит друг. У Канта "друг - это функционер "дружбы". Служба такая! На подводной лодке служит подводник, а в "дружбе" - друг.
И вот Кант задается вопросом: искренне ли, чистосердечно ли друг дружит; то есть исполняет свою должность, роль, своё задание в дружбе?
И тут же уверенно отвечает - До сих пор, нет!
Исходя при этом из чисто идеологических посылок: потому, видите ли, что
"долг дружбы как долг вообще заключается - до всякого опыта - в идее разума, определяющего волю априорными основаниями".
И, значит, до того дня как наш Иммануил открыл для публики эту "идею разума", чистосердечная дружба была просто невозможна.
Нам остается только пожалеть Иммануила Канта. Как видно, у него никогда не было друга.
Свою личную недостаточность - а именно отсутствие опыта любви и веры - Иммануил прячет за якобы строгой беспристрастностью ученого.
Он пишет:
"...Не нужно быть врагом добродетели, но - просто хладнокровным наблюдателем, не принимающим страстного желания добра тотчас за его действительность, чтобы в какие то моменты сомневаться в том, есть ли действительно в миро истинная добродетель".
Бесчеловечность этого научного отстранения от братьев по Отцу нашему Небесному приводит к следующим причудливым убеждениям.
Читаем:
"Прибавим к этому, что если только не хотят оспаривать у понятия нравственности всю его истинность и отношение к какому-нибудь возможному объекту, то нельзя отрицать, что значение нравственного закона до такой степени обширно, что он имеет силу не только для людей, но и для всех разумных существ вообще".
Любители животных несомненно признают за ними наличие разума; верующие признают существование умных демонов; но, строго говоря, науке не известны другие разумные существа, кроме людей.
Если мы не правы, то назовите их.... Кант однако не называет никаких разумных существ, кроме человека.
Убеждение в наличии многих других разумных существ, вероятно, коренится в обожествлении Разума: придании ему вселенской субстантивности.
Правоту нашей догадки подтверждает следующее высказывание Канта.
Ссылаясь на евангельский пример святого, утверждающего, что никто не благ, кроме бога, Кант вопрошает:
"Но откуда же у нас понятие о боге как о высшем благе? Только из идеи нравственного совершенства, которую разум составляет a priori и которую он неразрывно связывает с понятием свободной воли".
Откуда следует, что и вера должна поверяться разумом:
"Даже святой праведник из Евангелия должен быть сопоставлен с нашим идеалом нравственного совершенства, прежде чем мы признаем его таким идеалом".
Но Идеал принадлежит сфере творчества, производящей деятельности, тогда как Праведник принадлежит сфере личных отношений с Царем через отношения с ближними.
Разумеется, прежде чем сравнивать праведника с идеалом нужно создать образ (статую) этого праведника в сфере умной красоты, в поле представления.
В любом случае, стремление соответствовать идеалу совершенства распространенное в обществе рождает совсем другую мораль, нежели мораль евангельского праведника.
Это идеологическая мораль служения общему делу: такая, например, как мораль Строителя Коммунизма.
Между тем моральный урок приведенного Кантом в пример праведника заключается в его обращении к окружающим: "Что зовете меня благим...?!".
И это урок смирения перед лицом Всеблагого Царя, который имеет смысл только в личных отношениях. Тогда как в творческой деятельности смирению вообще нет места. Напротив, поощряется дерзость слома и созидания.
Именно здесь потребна "свободная воля" как условие возможности творчества.
Однако, в области морали разум у Канта не созидает: идея нравственного совершенства принадлежит разуму a priori. И вот, в этом-то a priori как раз может прятаться исконная связь человека с Отцом Небесным.
Получается так, что имярек ограничивший свое сознания деятельностью и вынесший личные отношения с ближними за скобки своей идеальности, устанавливает связь с Отцом через представления разума.
В свете этого предположения, навстречу вопрошанию Канта: "...откуда же у нас понятие о боге как о высшем благе, если не от разума?"; мы выдвигаем своё вопрошание: откуда у разума идея нравственного совершенства, если не от Бога?
Кант даёт естественнонаучный ответ: разумом человека наделила Природа.
И, поскольку "высший принцип нравственности" установлен в разуме a priori, постольку ответ Канта фактически эквивалентен сентенции "Так устроен мир!".
Что ж, при таком его устройстве мы вправе ожидать, что среди разумных существ - к каковым относятся люди - будет существовать только добро. Ибо такова природа разума, что в нем заложен принцип доброй воли.
Откуда же тогда берется зло?
Означает ли наличие зла в людях то, что человек не пользуется своим разумом?
И можем ли мы в таком случае полагать зло тождественным глупости?
Получим ли мы ответы на свои вопросы в ходе дальнейшего чтения...(?). Посмотрим.
Пока что ссылка на Природу оказывается чисто формальной, поскольку, по мнению Канта...