Теория Морали Иммануила Канта (СИ)

"Эти законы свободы в отличие от законов природы называются моральными. Поскольку они касаются лишь внешних поступков и их законосообразности, они называются юридическими законами; если же ими выдвигается требование, чтобы они (законы) сами были определяющими основаниями поступков, они называются этическими, и в этом случае говорят: соответствие с первыми есть легальность, со вторыми - моральность поступка".

Как видим, моральность здесь есть внутриличная приверженность имярека закону и праву как высшей ценности существования.

Беда в том только, что законосообразный поступок не состоит в соблюдении закона: намерение соблюсти закон не рождает поступка. Так что если "лишить волю всех побуждений, которые сопутствуют соблюдения какого-нибудь закона" и исключить всякие ожидаемые результаты, кроме соблюдения закона, то не будет и самого поступка.

Должна существовать некая целенаправленная деятельность, которой закон придает форму. Формообразующая функция закона исходит из того, что в обществе любое деяние есть одновременно акт отношений с другими людьми. Поддержание этих отношений и сохранение общества как целого - вот те целеопределения, которые закон привносит в поступок, имеющий свою частную цель. Но могут ли эти целеопределения стать формой воли без поступка? Откуда возьмется материя воли?

Закон - не в тексте, а на практике - не существует, ведь, сам по себе, но - только как форма какого-то движения.

Деятельность в отношениях с людьми есть та материя, которой закон придает форму. И если нет никакого интереса, рождающего деятельность, то нет и материи для оформления законом.

Наверное в законосообразной воле есть место сознанию ценности и важности закона для мирной жизни среди людей, но - соблюдение закона ради самого закона...(?).

В судебной практике это зовется крючкотворством.

Также законодатель должен, скорее, исходить из любви к миру и людям, а не из любви к закону.

Однако, в поле зрения Канта нет людей и отношений с ними, но есть одиночный субъект деятельности с его индивидуальной волей. И это создает ему трудности в отыскании оснований нравственности.

Фактически, он бьётся в капкане дихотомии "моральный-аморальный". И надеется определить моральность через обобщение этой дихотомии: нахождение всеобщего универсального отличия морального от аморального.

В проекции на буржуазный мир дихотомия "моральный-аморальный" преобразуется в "корыстный-бескорыстный". Именно это противопоставление и раскручивает Кант.

Моральный поступок - это поступок бескорыстный. Ясное дело! Беда лишь в том, что определение это отрицательное....

С помощью частицы "бес-" мы легко выносим за скобки всё полезное, но ..., - что остается?

В этом остатке - весь фокус кантовского умозрения.

Бескорыстное деяние вкупе с доброй волей невольно отсылают нас к протестантской проповеди и наставлению "творить добро". Меня как христианина-лютеранина образуют поступки, совершаемые ради Бога. И волю к совершению этих поступков я считаю доброй.

Но, что если нет никакого Бога как источника Добра? А есть только Разум как Высшее всемирное Начало?

Тогда ничего не остается, как искать Добро в Разуме. Именно этим и занимается Кант, - что отвечает его проекту "Религии в пределах только Разума".

И вот, разум сам для себя сочиняет максимы - сиречь, нравственные наставления - и ищет выбрать из них такие, следуя которым, воля будет доброй.

Критерий для этого выбора Кант предлагает следующий:

"... я всегда должен поступать только так, чтобы я также мог желать превращения моей максимы во всеобщий закон".

Слова "всеобщий закон" вводят нас в цивилизованное общество, в котором существует единая правовая система и единое законодательство. Мысленное превращение моральной максимы во всеобщий закон невозможно рассматривать всерьез. Это не более, чем интеллектуальная игра в поле социологии и правоведения.

Ниже Иммануил дает пример такой игры.

Он пишет:

"И мог бы я сказать самому себе: а пусть каждый дает ложное обещание, если он находится в затруднительном положении, выйти из которого он не может другим способом (?). Поставив так вопрос, я скоро пришел бы к убеждению, что хотя я и могу желать лжи, но вовсе не хочу общего для всех закона - лгать; ведь при наличии такого закона не было бы, собственно говоря, никакого обещания, потому что было бы напрасно объявлять мою волю в отношении моих будущих поступков другим людям, которые этому объявлению не верят или, если бы они необдуманно сделали это, отплатили бы мне той же монетой. Стало быть, моя максима, коль скоро она стала бы всеобщим законом, необходимо разрушила бы самое себя".

Мы возражаем:

Максима есть максима: она не может разрушить сама себя. И, кстати сказать, правило "всегда лгать!" вполне успешно существует и действует в мошеннических сообществах.