Со скаковыми лошадьми дело обстоит почти так же, как с собаками. Они в целом дороги, расточительны и бесполезны для производственных целей. Производительные качества лошади с точки зрения прироста общественных благ или облегчения человеческой жизни принимают форму демонстрации силы и сноровки движений, тем самым удовлетворяя эстетические вкусы общества. Это, конечно, реальная полезность. Лошадь лишена, в отличие от собаки, возвышенной и прославляемой раболепности, но действенным образом обслуживает хозяйское побуждение обращать себе на пользу по своему усмотрению «живые» силы окружения и выражать через них свою господствующую личность. Скаковая лошадь хотя бы потенциально относится к тем, кто участвует в состязаниях с тем или иным успехом; именно как таковая она особенно полезна своему владельцу. Пригодность скаковой лошади в значительной мере определяется ее полезностью в качестве средства соперничества: когда эта лошадь обгоняет соседскую, ее владелец утоляет стремление к агрессии и преобладанию. Такое использование, не будучи прибыльным, в целом является – довольно последовательно – расточительным, причем нарочито расточительным; оно потому почетно и возносит скаковую лошадь высоко вверх на шкале репутации. Кроме того, настоящая скаковая лошадь также находит аналогичное почтенное, а не производственное применение как инструмент азартной игры.
Значит, скаковой лошади повезло в эстетическом отношении: канон денежной репутации легитимирует такие ее свойства, как красота или полезность, сколь бы произвольно они ни трактовались. Притязания опираются на моральную поддержку со стороны принципа нарочитого расточительства и подкрепляются хищнической наклонностью к соперничеству и господству. Лошадь, кроме того, красива сама по себе, пусть скаковая лошадь и не кажется сколь-нибудь по-особенному красивой людям неискушенным, которых нельзя отнести ни к знатокам скаковых лошадей, ни к числу тех, у кого чувство прекрасного подчинено моральным факторам вознаграждения от почитателей. Таким людям без утонченного вкуса самой прекрасной лошадью наверняка покажется та, которая в ходе отбора, производимого среди животных заводчиком, претерпела наименьшие коренные внешние изменения по сравнению со скаковыми лошадьми. Но все-таки, когда автор или докладчик (в особенности тот, чье красноречие очевидно банальное) желает привести пример животной грации и полезности, обыкновенно он, риторики ради, вспоминает о лошади, и сразу становится ясно, что его мысли занимает именно скаковая лошадь.
Следует отметить, что в различных степенях признания тех или иных пород собак и лошадей, присуждаемых даже людьми с умеренно развитыми в этом отношении вкусами, содержится также еще одно заметное и более прямое влияние канонов репутации праздного класса. В нашей стране, например, вкусы праздного класса до определенной черты складываются из привычек и обычаев, которые преобладают или считаются преобладающими среди праздного класса Великобритании. Это справедливо применительно не столько к собакам, сколько к лошадям. Для лошадей, прежде всего для седловых, которые в наилучшем виде отвечают намерению выставлять расточительность напоказ, в целом будет обоснованно утверждать, что они тем красивее, чем «более английскими» являются: ведь английский праздный класс с точки зрения почтенного потребления есть высший праздный класс нашей страны и потому служит примером для подражания низшим слоям общества. Мимикрия в способах восприятия прекрасного и в формировании суждений вкуса не обязательно приводит к фальшивым предпочтениям; такие предпочтения далеко не всегда двуличны или надуманны. Предпочтения бывают искренними, они столь же реальны для вкусов, как и тогда, когда зиждутся на любом ином основании; различие состоит в том, что такой вкус будет вкусом к истине в выражении репутации, а не эстетически.