Теория Справедливости

то люди в своих совместных усилиях должны стремиться упорядочить свои коллективные действия,

максимизируя приятные переживания группы. Точно так же, как один святой, будучи в одиночестве, должен

работать во славу Божью, так и члены ассоциации святых должны кооперироваться, чтобы сделать все, что

необходимо, для той же цели. Различие между индивидуальным и социальным случаями заключается в том, что

ресурсы личности, ее умственные и физические способности, ее эмоциональные ощущения и желания

помещаются в разные контексты. В обоих случаях эти материалы служат доминантной цели. Но в зависимости

от наличия других субъектов для кооперации усилий, максимизируется удовольствие личности или социальной

группы.

Далее, если рассуждения, ведущие к гедонизму как теории выбора первого лица, применить к теории

правильности, то принцип полезности предстанет как вполне правдоподобный. Действительно, допустим

сначала, что счастье (определенное через приятное чувство) является единственным благом. Тогда, как это

признают даже интуитивисты, по крайней мере, с первого взгляда, принцип правильности заключается в

максимизации счастья. Если этот принцип не является

485

***

единственно регулятивным, должен быть какой-то другой критерий, такой как распределение, которому должен

приписываться некоторый вес. Однако ссылкой на какую доминантную цель социального поведения следует

уравновешивать эти стандарты? Поскольку эта цель должна существовать, если суждения о правильности не

произвольны, а обоснованы, принцип полезности, как кажется, специфицирует требуемую цель. Никакой

другой принцип не имеет черт, необходимых для определения окончательной цели правильного поведения. Я

полагаю, что именно это рассуждение лежит в основе так называемого доказательства полезности Милля29.

В справедливости как честности приоритет правильности и кантианская интерпретация приводят к полному

оборачиванию точки зрения. Чтобы понять это, нам нужно только вспомнить особенности исходного

положения и природу выбираемых принципов. Стороны рассматривают в качестве фундаментального аспекта

„Я" не способность к удовольствию и неудовольствию, а свойство быть моральной личностью. Они не знают,

каковы конечные целей людей, и все доминантно-целевые концепции отвергаются. Так, им не придет в голову

признавать принцип полезности в его гедонистской форме. Стороны имеют не больше оснований для принятия

этого критерия, чем для принятия максимизации любой другой конкретной цели. Они рассматривают себя как

существа, которые могут и действительно выбирают свои конечные цели (всегда многочисленные). Точно так

же, как один человек должен принимать решение относительно своего жизненного плана в свете полной

информации (никаких ограничений в этом случае не накладывается), так и множество людей должно

установить условия кооперации в ситуации, которая дает всем честное представительство в качестве моральных

существ. Цель сторон в исходном положении заключается в установлении справедливых и благоприятных

условий каждому, чтобы тот смог сформировать себя как целостное существо (unity). Их фундаментальный

интерес в свободе и в средствах ее честного использования является выражением их восприятия самих себя в

первую очередь как моральных личностей с равными правами на выбор своего образа жизни. Таким образом,

они признают два упорядоченных принципа справедливости, как это допускают обстоятельства.

Мы должны теперь связать эти замечания с проблемой неопределенности выбора, с которой мы начали.

Главная идея состоит в том, что при приоритете правильности выбор нашей концепции блага формируется в

определенных рамках. Принципы справедливости и их реализация в социальных формах определяют границы,

в которых происходит наше рассуждение. Существенное единство личности (self) уже обеспечено концепцией

правильности. Более того, во вполне упорядоченном обществе это единство одинаково для всех; у каждого

концепция блага, задаваемая его рациональным планам, является подпланом более широкого плана, который

регулирует сообщества как социальное объединение социальных объединений. Многочисленные ассоциации

различных размеров и назначений, приспособленные друг к другу публичной концепцией справедливости,

упрощают ре-

486

***

283

шение, предлагая определенные идеалы и формы жизни, которые формировались и проверялись

бесчисленными индивидами, а иногда и поколениями. Поэтому при составлении нашего жизненного плана мы

не начинаем заново; нам не требуется делать выбор среди бесчисленных возможностей без заданной структуры

и фиксированных очертаний. Таким образом, хотя и нет ни алгоритма для решения того, что есть наше благо,

ни процедуры выбора первого лица, приоритет правильности и справедливости надежно ограничивает эти