рассуждения таким образом, что они становятся более обозримыми. Поскольку основные права и свободы уже
твердо установлены, наш выбор не может исказить наших притязаний друг к другу.
Теперь, когда есть приоритет правильности и справедливости, неопределенность концепции блага причиняет
гораздо меньше беспокойства. Фактически, рассуждения, которые ведут к телеологической теории и принятию
понятия доминантной цели, теряют свою силу. Прежде всего, чисто предпочтительные элементы выбора, хотя и
не устранены, тем не менее, ограничены пределами правильности, понятие которого у нас уже имеется.
Поскольку притязания людей друг к другу не затрагиваются, неопределенность относительно безвредна. Более
того, в пределах, установленных принципами правильности, не требуется никакого стандарта корректности вне
осмотрительной рациональности. Если жизненные планы человека удовлетворяют этому критерию и он
успешно воплощает его в жизнь, считая это достойным делом, нет никаких оснований говорить, что было бы
лучше, если бы он делал что-то другое. Мы не должны просто допускать, что наше рациональное благо
определено единственным образом. С точки зрения теории справедливости, в этом допущении нет
необходимости. Во-вторых, от нас не требуется выходить за пределы осмотрительной рациональности, чтобы
определить ясную и работоспособную концепцию правильности. Принципы справедливости имеют
определенное содержание, и аргументация в их поддержку использует только слабое объяснение блага и его
перечень первичных благ. Когда концепция справедливости установлена, приоритет правильности гарантирует
приоритет его принципам. Таким образом, оба рассуждения, которые делают привлекательными концепции
доминантной цели для телеологических теорий, отсутствуют в договорной доктрине. В этом и заключается
оборачивание структуры.
Ранее, когда вводилась кантианская интерпретация справедливости как честности, я упоминал, что имеется
смысл, в котором условие единогласия, накладываемое на принципы справедливости, подбиралось так, чтобы
выразить даже природу отдельной личности (self) (§ 40). С первого взгляда, такое предположение кажется
парадоксальным. Как требование единогласия может потерпеть неудачу в своей роли ограничения? Одна из
причин состоит в том, что занавес неведения гарантирует, что каждый рассуждает одинаково, и поэтому
условие выполняется само собой. Однако более глубокое объяснение заключается в том факте, что договорная
доктрина обладает структурой, противоположной структуре утилитаристской теории. В последней каждый
человек составляет свой рациональный план без
487
***
помех, располагая полной информацией, а общество потом начинает максимизировать совокупное выполнение
результирующих планов. В справедливости как честности, с другой стороны, все заранее согласны
относительно принципов, по которым будут разрешаться их притязания друг к другу. Этим принципам затем
дается абсолютный приоритет, чтобы они могли регулировать социальные институты без всяких вопросов, и
каждый формирует свои планы в согласии с ними. Планы, которые не согласуются с ними, должны быть
пересмотрены. Таким образом, предварительное коллективное соглашение устанавливает с самого начала
определенные фундаментальные структурные черты, общие для планов каждого. Природа „Я" (self) как
свободной и равной моральной личности одинакова для всех, и сходство в основной форме рациональных
планов выражает этот факт. Более того, как видно из понятия общества как социального объединения
социальных объединений, члены сообщества разделяют природу друг друга: мы ценим то, что делают другие,
как то, что мы могли бы делать, но что они делают вместо и для нас, и то, что делаем мы, аналогичным образом
делается для них. Поскольку личность (self) реализована в деятельности многих, отношения справедливости,
которые согласуются с принципами, которые были бы приняты всеми, наилучшим образом приспособлены для
выражения природы каждого. В конце концов, при этом требование единодушного согласия связывается с
идеей человеческих существ, которые в качестве членов социального объединения стремятся к ценностям
сообщества.
Можно подумать, что раз принципы справедливости получили приоритет, то существует доминантная цель,
которая, в конечном счете, организует нашу жизнь. Однако эта идея основана на недоразумении.
Действительно, принципы справедливости лексически первичны по отношению к принципам эффективности, и
первый принцип предшествует второму. Отсюда следует, что устанавливается идеальная концепция
социального строя, которая должна регулировать направление изменений и усилия по реформированию (§ 41).
Однако именно принципы индивидуальных обязанностей и обязательств определяют требования этого идеала к