– Да нет, ты слушай, какое чудо! Там женщина живет в его квартире, мы разговорились, то да се, я ей стала рассказывать про наши отношения, она говорит: ну роман, настоящий роман, вам бы, говорит, книги писать, да я, говорю, в торговле всю жизнь, дочку надо было кормить, самой кормиться, не до книг. Хотя мой первый муж был известный художник… Ах, вы из торговли? Из какой области, если не секрет? Ну я: так и так, все объяснила. Она его племянница, представляешь?
– Чья племянница? Художника?
(А не сошла ли она с ума?)
– Да нет, Анатолия. И кое-что обо мне слышала, только хорошее! И Мокееву знает. Она ведь тоже из торговли! Только из антикварной. И даже первого моего мужа знает, ты представляешь?! – кричит мать. – Ну, чудо! Говорит, прекрасный художник Переверзин, что с ним стало? Я говорю: спился. Она говорит: я так и думала. Я говорю: у меня есть его картины, ну я преувеличила немного, ты этого не любишь, но у твоей старой мамочки есть свои слабости, – с гордой скромностью говорит мать. Она когда-нибудь дойдет до кульминации? Или увязнет на подступах? – И тут эта антиквар как закричит: мне вас бог послал! Мои клиенты имеют загородный клуб, там нужна солидная женщина со связями. То есть я!
Мать победно откидывается на спинку стула.
И неожиданно икает.
Волосы у нее сбились набок, начес опал и теперь кажется куском валенка, чудом оказавшимся на голове. Из-за этого у матери вид деревенской сумасшедшей.
– Ты позвонила по телефону двадцатилетней давности? – уточняет Лидия.
– Да!
– То есть ты решила, что за двадцать последних лет телефоны в Москве не менялись?
– А что – менялись?
– Ну, наш, например, менялся два раза. Вначале заменили первую цифру. Потом добавили код. Ты этого не помнишь?
Мать выглядит обескураженной. Но и веселой одновременно.
– Точно! У нас-то поменяли! Что за ерунда? Но мы ведь живем в новом районе! – находится она. – А он в центре! Там не меняли! Лидуся, я тебе всегда говорила: ты слишком много думаешь. Поменяли телефоны, не поменяли, какая разница?
– Хорошо. Итак, ты позвонила по двадцатилетнему телефону, и там оказалась антиквар, племянница твоего бывшего любовника?
– Я тебе не рассказывала, боялась сглазить… Мы с ней встретились на Маяковке, посидели на лавочке…
– На Маяковке? Прямо на площади?
– Шутишь? Во дворах. На Патриарших.
– Она нашла время встретиться с тобой?
– А что такое? – вдруг обижается мать. – Я интересный собеседник. Она мне так и сказала: я люблю таких, как вы. Оптимистов. Вокруг вас всегда клубятся какие-то чудеса. Дядя Толя таким же был, и мама моя – его сестра – тоже такая же. В общем, болтали мы часа три, не меньше. И на следующий день мы поехали к ее знакомым! Она меня так представила… – Мать вдруг замолкает и смотрит на Лидию вытаращенными глазами, а руки разводит в сторону. Кажется, она сейчас лопнет. – Она меня так представила! Говорит, это моя тетя! Я за нее ручаюсь, как за себя! Ой, Лида! – вскрикивает мать.
(Господи, у меня сегодня будет инфаркт!)
– Я ведь прокатилась на этой… как ее… на «бентли»! Ну ничего такая.
– На «бентли»?
– Это у Леночки, так зовут племянницу Анатолия, у нее «бентли». Но это не антиквариат такие доходы дает, она призналась, что антиквариат ничего не дает, одно баловство, для имиджа. Это муж. Он строитель.
Лидия уже просто молчит.
– В общем, выхожу я из «бентли», – мать встает и начинает показывать. Идет она, почему-то вихляя туловищем и по очереди заводя руки назад, хорошо бы она так и ушла по коридору: спать. Но нет, она останавливается. – Вся такая солидная, хорошие духи, знаешь, когда человек старый, он должен хорошо пахнуть, одеваться красиво. Все это производит впечатление. А уж когда они узнали, что я много лет жила с Анатолием, а потом возглавляла самую крупную овощную базу, ну, тут вообще все сомнения у них отпали. Мы прошлись по территории, я высказала несколько дельных замечаний, они аж рты пораскрывали. Ну, говорят, Вероника Ивановна, у вас не глаз, а алмаз, я говорю: Анатолий научил меня разбираться в алмазах. Они так смеялись! Говорят: он мог! В общем, мы побеседовали и меня утвердили.
Мать откидывается на спинку стула и пренебрежительно отмахивается, мол, всего-то делов!
Но это еще не все на сегодня.
Дело в том, что месяц назад мать была в БТИ.
– Зачем? – быстро спрашивает Лидия.
Мать вдруг сбивается, на ее щеках проступает румянец.
– Я хотела оформить субсидию, я же пенсионерка, у меня льготы на коммуналку…
Вранье! Лидии становится душно, ее кровь тоже приливает к щекам. За субсидиями идут в социальную службу – какое БТИ?
– В БТИ берется справка для собеса, – неловко поясняет мать.
– Справка берется в домоуправлении.
Это неважно, это тоже мелочи! В общем, месяц назад мать была в БТИ и там в очереди разговорилась с высоким худым красивым мужчиной лет шестидесяти. Очень бодрым, хорошо одетым.
– Люблю, когда мои ровесники хорошо одеты, – признается мать. – А то у нас все старики – какие-то оборванцы. Молодые – нарядные, а пожилые – черт-те что. Это неправильно.
«Вы тоже за льготой?» – спросила его мать.
Он улыбнулся на этот вопрос.