Теперь я чувствую, что живу (СИ)

Гермиона Гомес четвёртый день безуспешно пыталась накормить дочку, принося ей на подносе самые вкусные круассаны и капкейки Нью-Йорка, зная, что сладкоежка Вероника рано или поздно сдастся.

— Не хочу, — послышался слабый голос из-за двери.

— Брось, детка, ты уже трое суток ничего ела, это очень вредно для здоровья, — мягко упрашивала её Гермиона.

— В круассане из «Paris baguette» тоже мало полезного, — монотонно отозвалась Вероника.

Гермиона улыбнулась тому, что дочь не утратила своего остроумия даже в такой невероятно тяжёлый период её жизни.

— Ты что же, почувствовала его запах через закрытую дверь?

— Как и кофе из Старбакс. Ладно, заходи, дверь открыта.

Гермиона с облегчением выдохнула, и вошла в комнату дочери. Это были старые апартаменты Хирама в Нью-Йорке, которые перешли Гермионе после развода. Вероника отправилась сюда сразу же после содеянного, желая побыть с матерью хотя бы несколько дней. Она понимала, что её арест неизбежен, и это всего лишь вопрос времени, но как только Гермиона узнала о случившемся, она ни одной минуты не тратила зря, стараясь найти способ избежать наказания, и она нашла. Но от Вероники зависело очень много, и если она откажется сотрудничать — тюрьмы не избежать.

— Я обязательно оставлю в следующий раз «Paris baguette» побольше чаевых, — улыбаясь произнесла Гермиона, направляясь с подносом к кровати дочери. Помимо круассана и кофе на подносе были порезаны кусочками клубника, манго и бананы, а рядом с пустым круассаном была маленькая соусница с миндальным кремом. В животе у Вероники заурчало, и её слабые руки потянулись к еде.

— Но-но-но! Сначала стакан воды, — скомандовала мама, протягивая ей хрустальный бокал внушительных размеров, что стоял на прикроватной тумбочке. Вероника закатила глаза, послушно выпила предложенную воду, отчего в животе заурчало ещё больше.

— Ты же знаешь, надо сначала запустить организм, а уже потом завтракать, — проинструктировала Гермиона дочку, которая слышала это уже тысячу раз. — Твой водный баланс за эти дни совсем нарушился, ты же не хочешь, чтобы у тебя через пару лет всё лицо было в морщинах?

— Ма-а-ам, прошу, — измучено протянула Вероника, — морщины сейчас меня волнуют меньше всего. У меня критически низкие показатели эндорфинов в крови, тут вода мне вообще никак не поможет, только круассан с миндальным кремом.

— Ладно, приятного аппетита, дорогая — Гермиона отступила с нравоучениями, позволяя дочке оприходовать круассан и кофе.

Бывшая жена Хирама Лоджа всерьёз занялась собой после развода, она начала познавать не только все прелести косметологии, но и основательно взялась за своё здоровье. Гермиона больше не употребляла алкоголь, пила много воды и ежедневно посещала спортзал. В её сорок восемь лет она выглядела максимум на тридцать пять, от ухажёров не было отбоя, причём их средний возраст колебался от тридцати до восьмидесяти.

— Говори уже, — неразборчиво промямлила Вероника, пережёвывая круассан.

— О чём ты?

Вероника с трудом проглотила кусок горячего круассана с кремом, и запила его кофе.

— Я не дурочка, мамуля. Ты же не просто накормить меня пришла. Я хорошо тебя знаю, наверняка за эти дни ты уже переполошила всё адвокатское сообщество Нью-Йорка. Но я сразу хочу предупредить, что не собираюсь бежать всю жизнь от тюрьмы, как папа. Это окончательно.

Гермиона помрачнела. Она предвидела, что её законопослушная дочь не захочет рассматривать какие-либо лазейки, потому что она — человек чести. И её мать гордилась ею, но, в то же время, она не могла себе позволить потерять единственного ребёнка.

— Милая, ты должна кое-что понять. Твой отец, он… он был ужасным человеком, который совершил бесчисленное количество чудовищных преступлений. Он совершал просто ужасные поступки, и, как твоя мать, я хочу попросить у тебя за это прощения. Ты оказалась заложницей нездоровых отношений между родителями, в этом есть и моя вина. Но ты всегда была сильнее меня, моя принцесса. Ты всегда отрезвляла меня своими словами, поступками. Даже когда ты устраивала бунты, как, например, в тот раз, когда ты пожертвовала огромную сумму с семейного счёта на лечение Фреда Эндрюса, это было так благородно. Конечно, я должна была тогда быть солидарна с твоим отцом и отчитать тебя, иначе…

— Иначе что? — нетерпеливо перебила её Вероника. Гермиона запнулась, подбирая более точные слова, чтобы не расстроить дочь ещё больше.

— Твой отец был абьюзером, Вероника. Это очень страшно, когда ты вынуждена контролировать каждое слово, каждое своё действие, чтобы не стать объектом для угроз. Мне чудом удалось избавиться от его влияния, в чём мне просто невероятно помогла моя адвокат. Она поможет и тебе.

— Мне не нужна помощь, — отрезала Вероника. — Я уже свыклась с мыслью, что буду гнить в тюрьме. К тому же, свидетелей достаточно, его небоскрёб под завязку набит камерами наблюдения…

— …И они все уже уничтожены.

Вероника выпрямилась, вглядываясь в лицо матери, словно видя её впервые.

— Что?!!

Гермиона вздохнула. Кажется, именно сейчас настал момент выложить все карты.