Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна

Вот, помню, весной семнадцатого на проходившие тогда навальновскиемитинги послали одного нашего репортера. Так он там сначала запустил пивной бутылкой в толпу полицаев, а потом передрался с митингующими. В результате был избит и теми, и другими. Едва в живых парень остался.

Зато материал потом написал очень хороший.

Потом следовали интервью. Чаще всего это были записанные разговоры репортера с какими-то особо заслуженными трушниками. Обычно – его ближайшими друзьями. Трушники, естественно, в таких интервью беззастенчиво пиарили самих себя.

Впрочем, бывало, что нашим удавалось опросить кого-то и впрямь интересного: привокзального бомжа, работающего по поддельному диплому сельского учителя, занимающегося к тому же ростовщичеством, напрочь спившегося и потерявшего человеческий облик бывшего полицая, разорившегося в девяносто восьмом бывшего нового русского, мирно теперь торгующего газетами возле метро. Ну, или ещё кого-нибудь в том же духе.

Кстати, многие из этих людей сделались в итоге большими друзьями нашей школы. О некоторых из них я вам, наверное, ещё расскажу в своих следующих книгах.

Затем следовали письма читателей. Вот это была умора!

Чаще всего читатели в своих письмах рассказывали о тех удивительных событиях, которые приключились с ними недавно под пьяную лавочку. Ну, и не только под пьяную.

Дальше обычно следовали всякие там рецепты и полезные советы вроде тех, что можно почерпнуть из «Поваренной книги анархиста» или «Азбуки домашнего терроризма».

В конце номера обычно размешалась колонка юмора. Юмор там обычно был ниже плинтуса. В основном там печатались всякие пошлые анекдоты в духе Петросяна. Один из них приведу ниже. Просто чтоб вы представить могли, какого уровня там был юмор.

– Какой твой любимый фрукт?

– Мандирин!

– А почему именно мандарин?

– А потому, что манда!

И вот почти все анекдоты, которые там размещались, – были именно что такого уровня. Словом, вы меня поняли.

Сам Артамонов так всем и говорил: «Наш журнал – это порнография, конспирология и ультраправая политика!».

И он отнюдь не кривил душой.

Должен отметить, что описанная выше структура весьма примерна. Многие номера журнала под неё никаким боком не попадали. Бывали там и совершенно выбивающиеся из приведённой выше схемы материалы. Довольно часто, впрочем, описанная структура в общих чертах соблюдалась. Но именно что в общих чертах.

Так, с этим покончили.

Переходим теперь к следующей главе. Глава третья. Искушение политикой.

Так, про рабство я вам более-менее основные вещи передал. Теперь можно и о политоте поговорить. Тем более, что уж чего-чего, а политоте в нашей школе было хоть отбавляй!.. Впрочем, нет. Отбавлять здесь не надо. Всё и так неплохо. Да, это уж точно. Неплохо.

Впрочем, эта глава будет не только о политоте, хотя и о ней в первую очередь. Она скорее посвящена царившему в нашей школу Zeitgeist'у. А он у нас был очень специфический. Да, это был настоящий реакционный дух! Мракобесный и обскурантский. Словом, именно такой, как у нас любят.

Да, это глава о нашей школьной культуре, de consuetudinis et moribus nostris, так сказать.

Итак, приступим.

Как вы уже, наверное, поняли, нравы у нас были не вот тебе какие обыкновенные. Да, были они совсем не обыкновенные, а прямо скажем – наоборот. Ну, для российского общества уж во всяком случае точно.

И вот именно поэтому, наверное, я и не знаю толком, – с чего лучше начать. Поэтому начну с анекдота.

Да, это анекдот. Но это правдивый анекдот. Я сам стал свидетелем описанной ниже сцены.

Перемена. Разговаривают в коридоре, прислонившись к стенке, двое друзей. Обсуждают себе какого-то шкета.

– Да я тебе говорю: он настоящий выродок! – восклицает один.

– Неправда, я тебе говорю, – блядь он, понял?! Блядина! – перечит ему другой.

Так он спорили себе, спорили, как вдруг к ним подошёл тот самый человек, которого они так бурно обсуждали перед тем. И вот один из этих шкетов, – тот самый, что доказывал лупанарический характер этого их общего знакомого, – вдруг поворачивается к нему и прямо в лоб его спрашивает: «Вот скажи: ты блядь или выродок?!».

И будь это какая-нибудь простая, совершенно обыкновенная школа, – сейчас начался бы мордобой. Но это же был великий «Протон»!

Поэтому тот самый общий знакомый этих двух шкетов почесал затылок, а потом и говорит: «Да что вы, братцы! Какая я блядь?! Выродок чистой воды!».

Понять это без знания специальных терминов невозможно. Дело в том, что у нас в школе выродками называли тех, кто родился не на Филях, а где-нибудь в другом месте. Блядями же называли тех, кто как раз родился на Филях. При этом, разумеется, считалось, что родившиеся на Филях определённо лучше тех, кто родился где-нибудь в Калуге.

И да, помимо этого у нас блядяминазывали девушек. Но не в всех, а только добрых и хороших. Собственно, у нас это был комплимент. Если девке говорили, что она блядь, – то это значило, что она интересная и крутая.

Помню, ещё когда я учился в шестом классе, – мне довелось стать свидетелем одной очень интересной сцены.